Орнамент массы. Веймарские эссе - Зигфрид Кракауэр
Капиталистическое мышление отличает абстрактность. В наши дни ее господством отмечено духовное пространство в совокупных его проявлениях. Предъявляемые абстрактному мышлению претензии касательно того, что оно якобы неспособно понять подлинное содержание жизни и вынужденно уклоняется от конкретного ее изучения, безусловно указывают на конечную природу абстракции, однако выдвигаются они преждевременно, если ими аргументируют в поддержку ложной мифологической конкретности, которая видит в организме и органической форме свое завершение. Возврат к этому типу конкретности означал бы утрату некогда обретенного умения абстрагироваться, но не преодоление самой абстракции. Последняя есть выражение закосневшей рациональности. Установление абстрактно-обобщенных идейных постулатов – в сфере экономики, общества, политики, морали – не дает разуму того, что по праву ему полагается. Постулаты не учитывают практическую сторону вещей, из пустых абстракций можно выудить что угодно. Только за пределами изолирующих абстракций имеет место познание разумом, соответствующее особенностям конкретной ситуации. Несмотря на свою основательность, оно «конкретно» только в производном смысле; так или иначе в этой конкретности нет ничего вульгарного, что обыкновенно проявляется, когда речь идет исключительно об изложении житейских взглядов. Абстрактность современного мышления двусмысленна. С точки зрения мифологических учений, в которых природа заявляет о себе довольно наивным образом, способ абстрагирования, каким пользуются, к примеру, в естественных науках, прибавляет в рациональности, позволяя слегка приглушить вычурный парад природных явлений. С позиции разума тот же процесс абстрагирования природообусловлен; он вырождается в пустой формализм, под маской которого естественное получает полную свободу действий, поскольку не допускает рационального постижения, способного его одолеть. Доминирующая абстрактность указывает, что процесс демифологизации еще не завершен. Современное мышление стоит перед вопросом: открыться ли навстречу разуму или же, напротив, не размыкаясь, противостоять ему и впредь. Оно не в силах преодолеть им же самим установленную границу – иначе экономическая система, лежащая в его основании, коренным образом изменится; дальнейшее ее существование служит залогом сохранения современного способа мышления. Другими словами, ничем не нарушаемое развитие капиталистической системы обусловливает столь же непрерывный рост абстрактной мысли (или же принуждает ее увязнуть в ложной конкретике). Но чем сильнее укрепляется абстрактность, тем меньше человеком управляет разум. Он снова оказывается под властью природы, поскольку его мысль на полпути сворачивает в абстракцию, сопротивляясь тем самым прорыву подлинного знания. Вместо того чтобы усмирить природные стихии, заблудшее мышление само провоцирует их неподчинение себе, пренебрегая разумом – единственным, что способно этим силам противостоять и заставить их подчиниться. То, что темные силы природы по-прежнему восстают с невиданной грозностью, препятствуя пришествию человека из разума, – просто следствие беспрепятственного распространения власти капитала.
5
Орнамент массы столь же двусмыслен, сколь и абстракция. С одной стороны, его рациональность есть не что иное, как редукция природного начала, которая не позволяет человеку зачахнуть и даже более того – если, конечно, редукция доведена до конца, – явно обнаруживает собственно его суть. Орнамент доступен пониманию людей, которые руководствуются разумом, именно постольку, поскольку носитель его не заявляет о себе как цельная личность, как гармоничное соединение природы и «духа», где первой придается слишком много значения, а второму – слишком мало. Задействованная в орнаменте массы человеческая фигура изымается из пышной органичности природы и порывает с индивидуальным ради полной анонимности, где отрекается от самой себя, когда ей открывается истина и накопленный человеком опыт размывает контуры зримых естественных форм. В орнаменте массы природа лишается своей субстанции – именно это и указывает на состояние, в каком она способна утверждать только то, что не противно рациональному постижению. Так, деревья, пруды и горы на старинных китайских пейзажах – не более чем скудные элементы орнамента, нарисованные тушью. Здесь нет органического центра, и разрозненные части скомпонованы не по законам природы, а по законам, в коих прочитывается истина, обусловленная, как всегда, установками времени. Орнамент массы состоит лишь из фрагментов некогда единого комплекса под названием «человек». Они отбираются и комбинируются согласно эстетическим канонам и принципам, выражающим деструктивный характер разума гораздо убедительнее, чем те, в коих человек предстает как органическое единство.
Если рассмотреть орнамент с точки зрения разума, он явится этаким мифологическим культом, накинувшим на себя абстрактные одежды. По сравнению с конкретной непосредственностью других телесных проявлений рациональность орнамента – всего лишь иллюзия. Последняя выражает себя тем свободнее, чем решительнее капиталистическое рацио отсекается от рассудка и уносится в пустоту абстракции, не замечая человека. Невзирая на рациональность, присущую орнаменту массы, вместе с ним во всей своей непознаваемости выступает природное начало. Спору нет, человеку как существу органическому в подобных орнаментах нет места; всякое проявление человеческой сути там отсутствует, а отмежевавшаяся от нее частица массы закрепляется в форме общего понятия. Спору нет, синхронно движутся ножки девчонок Тиллера, а не естественные формирования тел, бесспорно и то, что тысячи людей на стадионе образуют единую звезду; вот только звезда эта не сияет, а ножки напоминают о телах лишь отдаленно. Где распадаются органические связи и рвется культивированная, как всегда, поверхность вещей, – там говорит разум, он только расчленяет человеческую форму, дабы неискаженная истина формировала человека по-иному.
В орнаменте массы не содержится ничего разумного, орнамент массы нем. Доля рациональности, лежащая в его основе, достаточно велика, чтобы вызвать к жизни массу и вычеркнуть всё живое из ее фигур. В то же время ее недостаточно, чтобы обнаружить в этой массе индивидов и открыть познанию фигуры, ее образующие. Рациональность сторонится разума, предпочитая уход в абстракцию, неподконтрольная ее природа буйно разрастается под покровом рациональных выразительных средств, раскрывая свое содержание в абстрактных знаках. Природа уже не в состоянии обнаружить себя в языке могущественных символических форм, как у первобытных народов и в эпоху религиозных культов. Язык знаков утратил свою силу в орнаменте массы под воздействием той самой рациональности, которая не дает прорвать его немоту. Таким образом, орнамент массы есть манифестация чистой природы – той самой природы, которая противится любым попыткам
