Орнамент массы. Веймарские эссе - Зигфрид Кракауэр
Увлеченность, с которой мы устремляемся в самые разные измерения, также молит о спасении, коль скоро ее негативные аспекты додуманы до конца. Вполне возможно, нездоровая тяга к тривиальной смене места и темпа обусловлена еще и потребностью покорить все мыслимые пространственно-временные сферы, ставшие доступными благодаря технике (разумеется, не ей одной). Наши представления о доморощенности мира расширились в одночасье, и пройдет немало времени, прежде чем они войдут в эмпирическое знание. Путешествуя, мы как дети – испытываем беспечный восторг от новых скоростей, от непринужденного блуждания, от созерцания географических комплексов, казавшихся ранее неохваченными. Способность располагать пространством вскружила нам голову, мы похожи на конкистадоров, которым пока недосуг осознать истинную ценность своей добычи. Танцуя, мы также скандируем время, прежде небывалое время, уготованное нам благодаря тысячам изобретений, суть которых не осмысляется, наверное, потому, что ум наш уже всецело поглощен невероятными их масштабами. Техника захватила нас врасплох, открытые с ее помощью сферы еще зияют пустотами…
Путешествие и танец в их нынешней форме, стало быть, суть порой одновременно искажения реального бытия и завоевания в нереальных сферах пространства и времени. Пространство и время непременно наполнятся смыслом, если люди совершат прорыв из вновь завоеванных земных сфер в беспредельное, вечное, коему в посюстороннем мире нет места.
Орнамент массы
Различны линии бегущей жизни,
Как бы границы гор или дороги.
Что здесь неполно, там восполнят боги,
Мир даровав и водворив в отчизне[33].
Гёльдерлин
1
Место, какое каждая эпоха занимает в историческом процессе, можно определить гораздо точнее, если проанализировать не ее суждения о самой себе, но неприметные явления на ее поверхности. Как выражение тенденций времени первые не могут служить достоверным свидетельством общего уклада эпохи. Вторые же по причине своей неосознанности дают непосредственный доступ к сути происходящего. Понимание какого-либо исторического периода неразрывно связано с толкованием таких поверхностных явлений. Суть эпохи и ее оставшиеся незамеченными устремления взаимно проясняют друг друга.
2
В области телесной культуры, которая охватывает в том числе иллюстрированные журналы, постепенно произошла смена вкусов. Всё началось с «Девчонок Тиллера». Продукт подобного сорта, произведенный на американских фабриках развлечений, демонстрирует не отдельных девушек, но неразложимые комплексы тел, чьи движения суть математические формулы. И пока они составляют в ревю разные фигуры, в австралийских и индийских землях, не говоря уже об Америке, на неизменно переполненных стадионах разыгрываются представления, отмеченные такой же геометрической точностью. В самой крошечной деревушке, куда эти зрелища еще не проникли, люди осведомлены о них благодаря еженедельной кинохронике. Достаточно беглого взгляда на экран, чтобы уяснить: орнаменты складываются из тысяч бесполых тел, тел в купальных костюмах. При виде упорядоченности образуемых ими фигур разделенная трибунами масса ликует.
Подобные выступления, устраиваемые не только девушками и завсегдатаями стадионов, давно уже обрели четкую форму. Они получили международное признание и стали предметом эстетического интереса.
Носителем орнамента является масса. Не народ – фигуры, образуемые им, сотканы не из воздуха, а непременно вырастают из общности. Поток органической жизни собирает связанные общей судьбой группы в орнаменты, которые возникают словно по мановению волшебной палочки и исполнены такого значения, что свести их к простым линейным структурам невозможно. Что же до тех, кто откололся от коллектива и осознаёт себя отдельной личностью с собственной душой, то такие люди обнаружат свою несостоятельность в формировании новых конфигураций. Если они станут частью действа, это существенно отразится на орнаменте. Возникнет пестрая композиция, которую нельзя просчитать до конца, поскольку ее вершины, как зубцы грабель, окажутся погружены в те промежуточные слои души, что еще сохранились нетронутыми, пусть даже в виде фрагментов. Живые фигуры стадионов и кабаре ничего не сообщают о таком происхождении. То, из чего они сложены, – обыкновенный строительный материал, не более. Возведение постройки зависит от формы камней и их количества. Речь идет о массе, которая приводится в действие. Исключительно как элемент массы, а не как индивид, убежденный, что он сам себя формирует, человек становится кусочком орнаментальной фигуры.
Орнамент есть самоцель. Балет некогда тоже являл собой калейдоскопически перетекающие друг в друга орнаменты. Но даже после утраты ритуального смысла эти орнаменты по-прежнему оставались пластическим выражением эротической стороны жизни, той самой, что дала им начало и определила их свойства. Массовое движение танцовщиц, напротив, совершается в пустоте: это система линий, уже не подразумевающая ничего эротического, в лучшем случае лишь его намечающая. Живые созвездия на стадионах тоже несут совсем другой смысл, нежели военные перестроения. Сколь бы правильными ни выглядели последние, в их правильности видится средство для достижения определенной цели: из патриотических чувств рождались парадные марши, которые в свою очередь поднимали боевой дух солдат и подданных. Созвездия тел не подразумевают ничего, кроме самих себя, а масса, над которой они восходят, не есть моральная единица наподобие роты солдат. Фигуры эти не пристало рассматривать даже в качестве декоративного придатка к гимнастическим учениям. Подразделения девушек хотят добиться только одного – бесконечного количества параллельных линий, но для получения фигур немыслимых масштабов не менее желательно и оздоровление широких народных масс. В конечном итоге рождается орнамент, чья законченность есть следствие обнуления всех его сущностных черт.
Орнамент, образованный массой, не является плодом ее коллективной мысли. Всё линейно: ни одна полоса, состоящая из частичек массы, не выбивается из общих очертаний фигуры. Всё напоминает аэрофотосъемку ландшафтов и городов, не выдающую внутреннего содержания объектов, но как бы налагаемую поверх него. Точно так же актеры не в состоянии оценить общее построение сцены, хотя сознательно принимают в ней участие; даже в балете танцевальные па не замкнуты на исполнителях. Чем очевиднее проступает в фигуре чистая линейность, тем менее осознанно воспринимается она ваятелями. Именно поэтому здесь нет места критическому взгляду. Фигура оставалась бы неразличима, если бы напротив нее не сидела толпа зрителей, которая не представляет ничьих интересов и впитывает орнамент только