Орнамент массы. Веймарские эссе - Зигфрид Кракауэр
Орнамент, оторванный от носителей, следует понимать рационально. Он состоит из прямых и окружностей, какие можно найти в учебниках по евклидовой геометрии; он также включает в себя простейшие элементы физики: волны и спирали. Отброшены за негодностью образы цветущих органических форм и порождения духовной жизни. Девчонкам Тиллера уже не вернуть человеческий облик, вольные упражнения проводятся в массовом порядке, их исполнители – тела, навсегда утратившие изначальную цельность, изгибы сих тел не поддаются рациональному пониманию. Руки, бедра и другие участки становятся мельчайшими составляющими композиции.
Структура орнамента массы отражает общую ситуацию, так сказать, злобу дня. Поскольку принцип капиталистического процесса производства не есть чистое порождение природы, он невольно подрывает живые организмы, которые споспешествуют его утверждению или чинят препятствия. Национальная общность и личность угасают, когда спрос есть только на то, что поддается счету; единственно как частица массы человек способен запросто подняться до верхних граф в учетных таблицах и обслуживать машины. Равнодушная к формальным различиям система сама размывает национальные особенности и ведет к выпуску трудящихся масс, которые можно с одинаковым успехом использовать в любой точке земного шара.
Как и орнамент массы, капиталистический процесс производства есть самоцель. Товары, им порождаемые, произведены, собственно, не затем, чтобы ими обладали, но ради прибыли, которая не знает меры. Рост прибыли привязан к росту производства. Производитель работает не для личного обогащения, ведь прибылью он может воспользоваться только в ограниченном объеме – в Америке излишки дохода передают обителям духа вроде библиотек или университетов, где растят интеллектуалов, которые впоследствии своей деятельностью сторицей возвращают авансируемый капитал, – производитель работает на расширение производства. Последнее поставляет ценности, но делает это не ради них самих. Возможно, раньше работа до известной степени и имела отношение к созиданию ценностей и их потреблению, теперь же они превратились в побочный продукт, служащий исключительно производству. Включенные в этот процесс виды деятельности лишились своего сущностного содержания.
Производственный процесс протекает по скрытым законам. Каждый, наученный одному приему, делает свою работу на конвейере, выполняет одну операцию, не подозревая о смысле целого. Подобно сотканному из тел узору на стадионе, над массой стоит структура, этакая монструозная фигура, сокрытая ее инициатором от глаз носителей, да и для него почти незримая. Она зиждется на рациональных принципах, но системой Тейлора берется на вооружение только конечный результат. Ножки девчонок Тиллера – всё равно что руки рабочих на фабрике. Помимо мануальной отдачи, идет проверка и на психотехническую профпригодность душевных качеств. Орнамент массы – это эстетическое отражение рациональности, какую исповедует господствующая экономическая система.
Образованные люди еще не перевелись, они с недовольством поглядывают на девчонок Тиллера и живые картины со стадионов. Им претит всё, что забавляет публику, рассеивая ее внимание. Вопреки их мнению, эстетическое удовольствие от орнаментальных массовых действ вполне законно. На самом деле действа эти являют один из редких в наше время примеров того, как придать форму имеющемуся в наличии материалу. Масса, их составляющая, родом из контор и фабрик; принцип, по которому происходит ее формирование, действует и в реальной жизни. Когда из нашего поля зрения ускользают важные аспекты реальности, искусству приходится довольствоваться тем, что осталось, поскольку художественное явление тем действеннее, чем меньше оно обязано своим существованием реальности за пределами эстетического. Сколь бы ни умалялось значение орнамента массы, по степени сопряженности с реальностью он стоит выше художественной продукции, которая пытается культивировать старомодные возвышенные чувства, используя для этого отжившие формы; это верно даже в случае, когда орнамент массы не несет в себе никакого другого смысла.
3
Исторический процесс – это единоборство меж слабым отвлеченным разумом и силами природы, царящими в мифах над небом и землей. Настали сумерки богов, но боги не отошли от дел: старушка-природа внутри человека и вокруг него по-прежнему дает о себе знать. Из нее вышли великие человеческие культуры, обреченные на смерть, как и любое порождение природы; она служит базисом, на коем выстраивается мифологическое мышление, подтверждающее всемогущество природы. Оно меняется от эпохи к эпохе, но при всём разнообразии своей структуры неизменно сохраняет положенные ему границы. Подобное мышление рассматривает организм как первообраз, оно трещит по швам и прогибается под ударами судьбы, сталкиваясь с завершенными формами сущего, и во многих сферах отражает явленное природой, не восставая против этого. Базовое учение об обществе, возводящее природный организм до универсальной модели общественного устройства, не менее мифологично, чем национализм, который не ведает более высокой формы общности, нежели национальная, положенная судьбой.
В круговороте природной жизни разуму места нет. Его задача – привнести в мир истину. Владения разума уже обозначены в сказках, повествующих не о чудесах, но скорее о чудесном пришествии справедливости. Есть глубокий исторический смысл в том, что сказки «Тысячи и одной ночи» открыла именно Франция эпохи Просвещения[34] и что XVIII столетие признало в них равновеликий себе ум. Уже на ранних этапах своей истории природа в сказке временно выводится из игры ради торжества истины. Природная сила уступает бессилию добра, верность празднует триумф над колдовскими чарами.
Ради воцарения истины исторический процесс становится процессом демифологизации, способствующим решительному преодолению того первенства, которое во все времена принадлежало природе. Французское Просвещение являет великий пример борьбы между разумом и мифологическими иллюзиями, распространившимися вплоть до политики и религии. Борьба не окончена, и в ходе исторического развития природа, которая всё больше лишается своего волшебного покрова, становится всё более проницаемой для разума.
4
Капиталистическая эпоха представляет собой этап на пути к демистификации мира. Приспособленное к нынешней экономической системе мышление сделало возможным такое овладение и использование замкнутой в себе природы, какими ранее не была отмечена ни одна эпоха. Мышление споспешествует эксплуатации природы, однако решающим оказывается не это – если бы люди только повелевали природой, мы говорили бы о триумфе природы над самой собой, – решающим становится скорее то, что подобное мышление всё больше утверждает собственную независимость от природных условий и таким образом подготавливает почву для вмешательства разума. Именно рациональность мышления (которая отчасти имеет начало в мышлении сказочном) стала причиной, хотя и не единственной, буржуазных революций последних полутора веков, положивших конец могуществу замешанной во всех мирских делах церкви, монархии и феодальной системы в целом. Разрушение этих и других мифологических пут сыграло разуму на руку, ибо только на руинах естественных целостностей сказка становится былью.
Однако рациональная сторона капиталистической экономики – это не просто разум, но разум замутненный. В определенный момент он отказывается от истины, в коей есть доля его участия. Этот разум не включает в себя человека. В процессе производства с интересами последнего не
