Орнамент массы. Веймарские эссе - Зигфрид Кракауэр
Орнамент есть порождение чистой природы, что подтверждается ролью, какую он играет в общественной жизни. Интеллектуалы – придаток господствующей экономической системы, хотя они и не желают это осознавать, – даже не усмотрели, что орнамент массы есть символ этой системы. Они отрекаются от него, чтобы по-прежнему искать утешение в художественных формах, каких не коснулась утвердившаяся на стадионах реальность. Масса, усвоившая ее спонтанно, неизмеримо превосходит своих ненавистников из образованных кругов в том, что касается приятия очевидных фактов. Рациональность управляет носителями орнамента в жизни, она же низводит их в телесное и таким образом увековечивает реальность. Гимны[35] во славу культуры тела поют сегодня не только одиночки вроде Вальтера Штольцинга[36]. Идеология в них просвечивает насквозь, хотя два слова в понятии «телесная культура» сопряжены друг с другом даже по смыслу вполне законно. Чрезвычайное значение, какое приписывают телесному началу, несоразмерно его грошовой сути. Объяснить этот факт можно лишь тесной спайкой науки физического воспитания с правящими кругами, о которой поборники сей науки зачастую не ведают. Физические упражнения отнимают у людей массу энергии, производство и бездумное потребление продуктов орнамента отвлекают от мыслей об изменении царящего порядка. Разуму всё сложнее подступиться к массам, да и как массой овладеть, если она растрачивает себя в чувственных зрелищах, поставляемых безбожным мифологическим культом. По социальному значению последний соизмерим с римскими цирковыми представлениями, какие устраивались на деньги властей.
6
Есть множество примеров, в коих прослеживается готовность ради достижения высших сфер отказаться от той рациональности и связи с реальностью, что достигнуты орнаментом массы. Так, например, цель физических упражнений в ритмической гимнастике выходит далеко за рамки личной гигиены, они призваны выражать красоту души, к которой педагоги по физической культуре часто присовокупляют и определенное мировоззрение. Эти занятия, если полностью абстрагироваться от их невыносимой эстетики, стремятся вернуть нас в то состояние, какое орнамент массы уже благополучно преодолел, – речь идет об органическом соединении природы с чем-то таким, что невзыскательные натуры принимают за душу или дух; это означает чрезмерное превозношение тела со всеми присущими ему достоинствами, в коих, возможно, даже содержится некий духовный смысл, однако нет ни толики разума. Орнамент массы изображает немую природу без каких-либо надстроек, ритмическая гимнастика, по сути своей, изымает вдобавок все мифологические наслоения и тем самым еще больше упрочивает господство природы. Гимнастика – одна из многочисленных и абсолютно безнадежных попыток вырваться из существования в массе к возвышенной жизни. Большинство таких попыток – надо сказать, вполне романтического свойства – ориентированы на формы и содержания, давно уже ставшие предметом отчасти правомочной критики со стороны капиталистической рациональности. Их цель – вновь привязать человека к природе крепче, нежели сейчас, они хотят обрести доступ к высшим ценностям, не прибегая к разуму, который пока еще не нашел воплощения в мире, но путем возврата к мифологическому содержанию. Удел этих попыток – ирреальное; ведь если где-то на земле забрезжит разум, даже самая возвышенная сущность, затемняющая его, должна рассеяться. Попытки пренебречь нынешним историческим контекстом и возродить государственное или общественное устройство, а равно художественные формы, носителем коих является человек, на котором современное мышление уже оставило свой отпечаток, человек, который на законном основании уже не существует, – все эти попытки оказываются несостоятельны перед орнаментом массы во всей его низменности, подобные действия не свидетельствуют о возвышении над его пустотой и банальностью, но говорят о бегстве от его реальности. Данный процесс ведет в самую сердцевину орнамента массы, а не из нее. Он возможен, только если мышление урежет границы природы и сформирует человека в соответствии с принципами разума. Тогда общество изменится. Тогда же исчезнет орнамент массы и человеческая жизнь украсится новой формой, которую она выработала перед лицом правды в волшебной сказке.
О бестселлерах и читающей их публике
1
Рубрика «Что делает бестселлер бестселлером?», появившаяся в литературном приложении к Frankfurter Zeitung, наделала в кругах издателей и читающей публики немало шума. Через нее уже прошли модные творения Рихарда Фосса, Стефана Цвейга, Ремарка и Франка Тисса; недавно ряды их пополнил и Джек Лондон, хотя, по правде сказать, смотрится он в такой компании не совсем уместно[37]. Продолжить список не составит труда, я даже осмелюсь предположить, что заданный формат позволит, например, объяснить успех произведений биографического характера или вскрыть причину восторженных реакций, какие вызывают иные романы, печатающиеся в иллюстрированных газетах. Изыскания, коими мы располагаем на сегодняшний день, по моему разумению, достаточно наглядно проясняют цели и задачи рубрики. Однако позиция, заявленная в них, понята в корне неверно. И сейчас самое время подвергнуть ее непредвзятой и доскональной критике. Выводы, полученные из опубликованных материалов, послужат нам основой.
2
Выбор произведений уже проливает свет на то, ради чего эта рубрика затеяна. Правда, из нее заведомо исключен внушительный пласт явно или неявно низкопробной продукции. Выпуск последней поставлен на широкую ногу с незапамятных времен. Мотивы, предваряющие ее появление, неизменно одни и те же и никоим образом не связаны с нынешним положением вещей. Значимые содержания в подобном чтиве всегда искажены и потакают вкусам, столь же инертным, сколь и композиция этих опусов. Если их популярность связана с удовлетворением устойчивых человеческих инстинктов и исполнением тайных надежд, то успех других бестселлеров обеспечивается сенсационностью событий, владеющих умами масс в данный момент. Подобные литературные шлягеры, злободневные единственно по своему содержанию, рубрика также оставляет без внимания. Равно малоинтересны для нее и публикации, изначально ориентированные на довольно узкую группу читателей, а именно произведения выраженной политической направленности и книги, обязанные своим воздействием исключительно тому, что полностью отвечают, скажем, мировосприятию католика или ходу мыслей представителя пролетариата. Откуда берутся их массовые тиражи, гадать не приходится. Успех книг, не подпадающих ни под одну из вышеназванных категорий, казалось бы, впору приписать богатству их доподлинного и во всех отношениях убедительного содержания. Будь это так, нам оставалось бы свести весь анализ к сути этого содержания, дабы причины популярности книги предстали как на ладони. Однако заключенное в ней содержание сравнимо со звездами, чей свет достигает Земли лишь по прошествии десятилетий. За свою историю человечество знавало времена, когда многое казалось открытым раз и навсегда и в необходимости новых поисков просто не
