Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
На Корейском полуострове только что разразилась война. В Чехословакии начинался второй период реализации первого пятилетнего плана – централизованной экономической программы, определяющей развитие всей страны. В то же время на крайнем юге и западе страны, недалеко от границы с «империалистической» Западной Германией, на чешских полях появился зловещий противник: колорадский жук.
Колорадский жук обитает в Северной Америке, и Коммунистическая партия Чехословакии интерпретировала его появление на чешской земле как преднамеренный акт саботажа – практически как акт войны. В правительственных заявлениях утверждалось, что насекомых сбрасывали с самолетов ВВС США. Не довольствуясь поджогом корейских деревень, эти «гангстеры в самолетах» теперь также пытались испортить с таким трудом добытый урожай чехословацких ферм.
Чешских школьников быстро призвали на войну против этих «шестиногих послов Уолл-стрит». Работая в четко скоординированных боевых порядках, вооруженные только стеклянными банками и острым зрением, юные пионеры заманивали в ловушку и убивали империалистического врага в огромном количестве. «Все в бой против колорадского жука!» – гласили транспаранты.
В чешской прессе картофельный вредитель превратился в метафору, символ всех доморощенных врагов социализма. Одна пражская газета написала, что внедрение насекомого-вредителя было лишь очередной провокацией Запада, в цепочке саботажа, кульминацией которого стало внедрение агентов на высшие уровни правительства. Теперь настало время разоблачить этих предателей.
В тот же год, когда на чешских полях появились колорадские жуки, почти в каждой стране советского блока были организованы показательные процессы над предполагаемыми предателями, шпионами и саботажниками. Как и во время великих сталинских показательных процессов 1930-х годов, объектами этих расследований были одни из самых выдающихся и влиятельных членов коммунистической партии. Например, до того как Рудольф Сланский предстал перед судом, он был вторым по влиятельности человеком в коммунистической партии Чехословакии. В Венгрии Ласло Райк организовал ту самую тайную полицию, которая всего несколько лет спустя арестовала его.
И когда падало каждое из этих деревьев-гигантов, они утягивали за собой десятки других людей. Показательные судебные процессы были спланированы как пьесы. Каждый вопрос обвинителей и каждый ответ свидетелей были прописаны заранее. В Венгрии Матьяш Ракоши, глава коммунистической партии, лично составил не только обвинительный акт Райку и вопросы, которые задавал ему судья, но даже ответы Райка на эти вопросы. На каком-то уровне обвиняемые понимали свою роль в этом танце. Когда суд над Райком закончился (его приговорили к смертной казни через повешение), глава венгерской тайной полиции отвел его в маленькую комнату рядом с залами суда и обнял, сказав ему: «Ты был великолепен, мой дорогой Ласло».
Как эпизоды многосерийной драмы, самые захватывающие части показательных процессов на всю страну транслировались в прямом эфире по радио. Работа останавливалась, фабричные рабочие откладывали инструменты, чтобы выслушать признания обвиняемых. Это могло привести к странным ситуациям, поскольку сценарии, использованные в судебных процессах, часто противоречили голым фактам реальности. Романист Петер Надас описал одну из таких сцен. На процессе по делу Райка, в то время как один из обвиняемых давал показания о преступлениях Райка, его отец, мать и маленький сын слушали происходящее из дома. В какой-то момент Райк упомянул, что в ходе сложного заговора с целью убийства лидеров венгерской партии, организованного югославскими службами безопасности и ЦРУ, ему пришлось отлучиться, чтобы присутствовать на похоронах своего отца. При этих словах сын обвиняемого взорвался:
«Почему он так сказал? Но он не приходил в тот день домой! Дедушка! Почему? Почему ты ничего не отвечаешь? Дедушка, пожалуйста, ответь мне! Почему он так сказал? Ты же жив, дедушка?! Дедушка, пожалуйста!» Но дедушка сидел в гробовом молчании. Он не произнес ни слова.
Даже ребенок смог разглядеть очевидную ложь происходящего, но именно дедушка уловил суть дела. Целью показательных процессов было не рассказать убедительную историю о состоянии дел, а показать, что никто, кроме партии, не в состоянии установить истину.
Признание обвиняемого было самой важной частью, демонстрирующей степень власти режима. Любой мог казнить оппонента. Даже обвинить кого-либо в преступлении было несложно. Но заставить их признать, по-видимому, по доброй воле, то, что было не только ложным, но и явно абсурдным, – для этого требовалось настоящее мастерство.
В Венгрии, Болгарии и Албании многих жертв показательных процессов обвиняли в сотрудничестве с Тито, президентом Югославии и главным предателем того времени. В отличие от всех других коммунистических лидеров Восточной Европы, за частичным исключением Энвера Ходжи из Албании, Тито пришел к власти без помощи Красной армии. Его собственные коммунистические партизаны изгнали из Югославии державы «оси». Хотя Тито на протяжении 1930-х годов и был членом Коминтерна и лояльным сталинистом, он не был обязан своей позицией Сталину и не чувствовал необходимости советоваться с ним по каждому своему решению. Тлеющие разногласия между ними привели к разрыву летом 1948 года, кульминацией которого стала советская блокада границ Югославии и призывы к югославскому народу свергнуть Тито.
Раскол между Тито и Сталиным разрушил единство Восточного блока. Представление о том, что восточноевропейцы могли последовать примеру Тито и следовать собственным путем к коммунизму независимо от Советского Союза, представляло непосредственную угрозу советской гегемонии в регионе. Следовательно, Сталин поручил своим начальникам тайной полиции заняться охотой на предполагаемых титоистов в руководстве всех восточноевропейских партий.
В Югославии ситуация была обратной. Наиболее подозрительными были те члены Югославской коммунистической партии, которые могли встать на сторону Сталина. Таких внутренних врагов могли быть тысячи. Но они не были классовыми врагами или фашистами, они были членами партии, в основном закаленными партизанами. Их казнь стала бы пустой тратой драгоценного материала для строительства социализма. Вместо этого их пришлось перевоспитывать.
Для этой цели выбрали остров в Средиземном море под названием Голи Оток, или Голый остров. Легенда гласит, что хорватский скульптор Антун Аугустинчич, исследуя Адриатику в поисках качественного камня, наткнулся на особенно мрачный островок, на котором когда-то располагался мраморный карьер. Выжженный солнцем, без деревьев и малейшего намека на цивилизацию, он представлялся идеальным местом для тюрьмы. Аугустинчич рассказал об этой идее министру внутренних дел Хорватии, от которого идея дошла до ушей Тито и была быстро одобрена.
В конце концов, мрамор из карьера Голи Оток оказался непригодным для использования. Впрочем, это не имело значения. Остров стал местом, где лепили из человеческой глины, а не из камня. Заключенные таскали добытые блоки вниз к морю, а затем обратно на холм, снова и снова. Такой вот Сизифов труд.
На Голи Отоке, по крайней мере официально, не было тюремщиков. Заключенные, прибывавшие со всех уголков Югославии, были
