Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
Из всех «маленьких Сталиных», правивших Восточной Европой в начале 1950-х годов, венгр Ракоши сделал больше всего для укрепления своего культа личности. Этот недалекий аппаратчик прожил пятнадцать лет в одной из тюрем адмирала Хорти, что и составило его главную претензию на славу. Теперь, вознесенный на вершину власти, он стал символом нового порядка. Поэты превозносили его как мудрого учителя и отца нации. Пожалуй, в самом правдивом из этих чествований один писатель похвалил его за то, что он подарил поэтам тему для стихов. Главным средством распространения культа Ракоши была визуализация. Фотографии его яйцевидной лысой головы, обрамленной густыми угольно-черными бровями, висели на стенах каждого офиса, классной комнаты, магазина, кофейни и зала ожидания в стране. На самой популярной фотографии Ракоши был изображен стоящим на хлебном поле и задумчиво рассматривающим стебель пшеницы. Воспроизведенный более пятидесяти тысяч раз, этот образ стал апофеозом всего, что Ракоши хотел, чтобы Венгрия увидела в нем: его нежности, его агрономического опыта и его заботы о зерне. По словам одного из его придворных поэтов, который позже перебежал на Запад, в этом образе передалась «вся благожелательность, исходившая от Матиаса Ракоши по отношению к народу, независимо от того, желал народ его благожелательности или нет».
Лидеры и других стран коммунистического блока привыкли к подобной лести, но величайшая честь, ожидавшая их, – бессмертие – наступала только после их смерти. Опять же, шаблон пришел из Советского Союза. Когда в 1924 году умер Ленин, его тело было немедленно забальзамировано и выставлено на постоянное обозрение в специально построенном Мавзолее на Красной площади в Москве. Правителям стран народной демократии, если они действительно были его наследниками, гарантировали такую же честь, не меньше.
В тот момент, когда в 1949 году умер Георгий Димитров, глава Болгарской коммунистической партии, прибыла команда бальзамировщиков из Мавзолея Ленина, чтобы бережно заняться его телом. Мавзолей Димитрова, куб в неоклассическом стиле, выполненный из белоснежного болгарского мрамора, построили всего за шесть дней. Бригады ударников трудились круглосуточно, чтобы закончить его до конца недели. Процесс бальзамирования, примененный к Димитрову был таким же быстрым и тщательным. Как и в случае с мумиями Древнего Египта, его внутренности сначала осторожно удалили и заменили антисептической марлей. Внутри гробницы установили лучшую в стране систему кондиционирования воздуха, чтобы поддерживать правильный баланс температуры и влажности. Специалисты из Московского художественного театра спроектировали систему освещения таким образом, чтобы отбрасывать нужное количество драматической тени на довольно изможденное лицо Димитрова, не допуская нагрева, который мог бы ускорить его разложение.
Одна лишь проблема поставила бальзамировщиков в тупик. Как именно должен выглядеть Димитров в своем новом, вечном обличье? Химические ванны и инъекции, которые использовались для поддержания жизни его лица и рук, словно отбелили его кожу. Пришлось нанести слой грима, чтобы восстановить естественный цвет. Чтобы решить, каким должен быть этот оттенок, бальзамировщики изучили пигментацию ста пятидесяти болгарских студентов и пришли к среднему, «идеальному» болгарскому тону кожи, который затем нанесли на мумию. Таким образом, Димитров стал не просто главой партии или отцом нации, но и совершенным синтезом всех болгар.
Когда 14 марта 1953 года от разрыва артерии умер Клемент Готвальд, глава Коммунистической партии Чехословакии (всего через пять дней после посещения похорон Сталина в Москве), многим это событие показалось последним актом верности своему хозяину. Как и в случае с Димитровым, бальзамировщики из Мавзолея Ленина немедленно приступили к работе по сохранению тела алкоголика и, скорее всего, сифилитика. Сначала у Готвальда удалили внутренние органы и поместили их в стеклянные банки, в то время как остальную часть тела одели в военную форму поверх двух пар резиновых костюмов. Только лицо и руки Готвальда остались на открытом воздухе. Их поддержание в презентабельном и свежем виде требовало частых и тщательных вмешательств, включая инъекции парафина и вазелина. Каждую ночь после того, как последние посетители покидали пражский мавзолей, тело Готвальда спускалось в подвальную лабораторию, где проводились специальные омовения. Все, что касалось этого процесса, – от деталей бальзамирования до помощи, оказанной советскими друзьями Чехословакии, – держалось в строжайшем секрете.
Несмотря на (или, возможно, из-за) такой секретности в Праге распространились слухи о том, что с телом не все в порядке. Всего через месяц после смерти Готвальда говорили, что он разлагается и воняет так ужасно, что к нему можно подойти только в противогазе. Позже люди убедились, что лидер разлагался поэтапно. Сначала у Готвальда почернели ступни, затем голени. После этого всю его грудную клетку пришлось залить асфальтом. В этот момент все тело – к тому времени уже невыносимо накаченное ядами – пришлось сжечь.
Все это было неправдой. Согласно скрупулезным записям, которые вели бальзамировщики, за все годы, что тело Готвальда было выставлено на всеобщее обозрение, оно пострадало лишь от легкого обесцвечивания ладоней. Однако в народном воображении тело Готвальда стало чехословацкой версией «Портрета Дориана Грея». По мере того как падал режим, разлагался и труп. И действительно, хотя его плоть оставалась неприкосновенной, наследие Готвальда пострадало. В 1962 году когда Чехословакия окончательно порвала со сталинизмом, как и со своей правящей идеологией, тело лидера по-тихому кремировали.
После кремации прах Готвальда поместили в небольшой колумбарий внутри мавзолея. После падения Берлинской стены в 1990 году Коммунистическая партия Чехословакии, окончательно лишившаяся власти, решила, что пришло время перенести своего бывшего лидера на обычное кладбище. Предполагалось, что историк, связанный с мавзолеем, заберет урну и поместит ее на участке, специально арендованном для этой цели. По дороге из мавзолея историк зашел в пивное заведение и, выходя, забыл прах. Нынешнее местонахождение останков так и остается неизвестным.
Города, восстановленные из руин войны; заводы, вырастающие из голой земли; блестящие лидеры, которых благодарное население чествует вечно: все эти атрибуты составляли сказочный мир высокого сталинизма. Реальность была совсем иной. Предполагалось, что коммунистическая реальность бесконечно пластична на своем непрекращающемся пути к золотому будущему. Вместо этого слишком часто она оказывалась увязшей в грязи.
Новые жилые комплексы в Мурануве и Сталинвароше быстро перенаселились и погрязли в антисанитарии. Доменные печи городов нового образца едва справлялись с производством стали из-за отсутствия технических знаний и надлежащего сырья. Экономический рост застопорился или пошел вспять. Сельское хозяйство, недавно коллективизированное на большей части территории блока, пришло в особенно резкий упадок. В начале 1950-х годов, когда надежды на прогрессивную трансформацию общества рухнули, партийные лидеры все
