100 великих судебных процессов - Виорэль Михайлович Ломов
Признав за собой все преступления, Савинков тем не менее просил называть его не преступником, а военнопленным, и пояснял, что прибыл на этот раз (в 1924 г.) в СССР не для организации подрывной работы и шпионажа, а «чтобы узнать правду о России».
«Это была, – писал в судебном отчете корреспондент “Правды”, – яркая по форме, отточенная, временами художественная мучительная речь» (Н. Поляков).
«Я стоял на точке зрения, – показал Савинков, – что если я веду войну, то я веду ее всеми средствами и всеми способами. Наша организация имела в виду всевозможные способы борьбы, вплоть до террористической. Мы считали, что нужно приложить все усилия, чтобы вас свалить». Но при этом главной задачей «Союза» являлся созыв Учредительного собрания.
В 1918 и 1921 г. Савинков готовил теракт против В. И. Ленина, но не совершил его, т. к. его «опередила» Ф. Каплан, да и он перестал чувствовать, что «народ с ним».
Савинков полностью признал свою вину и «историческое поражение», а также выразил готовность «искренней и честной работой загладить свои преступления перед трудящимися». «Я безусловно признаю Советскую власть и никакую другую. Каждому русскому, кто любит свою страну, я, который прошел весь путь этой кровавой тяжелой борьбы против вас, я, кто доказывал вашу несостоятельность, как никто другой, я говорю ему – если ты русский, если ты любишь свой народ, ты низко поклонишься рабоче-крестьянской власти и признаешь ее безоговорочно».
Кроме показаний на предварительном следствии и на суде, Савинков оставил еще и письменные показания, не противоречившие устным. Умолчал Савинков об одном – о своих контактах с английской разведкой.
29 августа председательствующий огласил приговор Военной коллегии Верховного суда СССР.
Признав Савинкова виновным в организации контрреволюционных восстаний, террористических актов, банд, в руководстве военным шпионажем, в ведении письменной и устной антисоветской агитации и пропаганды, суд по совокупности преступлений приговорил его к высшей мере наказания – расстрелу.
Приняв во внимание «чистосердечное раскаяние Савинкова, его полное отречение от целей и методов контрреволюционного и антисоветского движения, разоблачение им интервенционистов и его готовность искренней и честной работой загладить свои преступления перед трудящимися», суд постановил возбудить ходатайство перед Президиумом ЦИК СССР о смягчении приговора.
«Савинков заслушал приговор внешне – бесстрастно».
Президиум ЦИК СССР в тот же день удовлетворил ходатайство Военной коллегии Верховного суда СССР и постановил: «Заменить осужденному Б. В. Савинкову высшую меру лишением свободы сроком на десять (10) лет».
О суде над знаменитым террористом подробно писали газеты всего мира. Газетчики недоумевали, вздыхали, голосили, не верили, что Савинков раскаялся и пошел на сделку с Советами, проклинали его и поливали грязью.
Савинков же из тюрьмы направил своим сторонникам за кордоном несколько писем с призывом прекратить борьбу против русского народа и вернуться в Россию.
Содержался бывший террорист во внутренней тюрьме на Лубянке не как арестант, а как почетный гость – в его распоряжении была библиотека, его водили на прогулки, в рестораны, к нему допускали его возлюбленную, мадам Деренталь.
Несколько раз Савинков тщетно ходатайствовал о полном помиловании, 7 мая 1925 г. написал Дзержинскому письмо: «Если Вы верите мне, освободите меня и дайте работу, все равно какую, пусть самую подчиненную. Может быть, и я пригожусь». Узнав, что его просьба отклонена, заключенный на исходе того же дня покончил с собой.
Место захоронения Б. В. Савинкова неизвестно.
«У меня нет дома и нет семьи. У меня нет утрат, потому что нет достояния. И я ко многому равнодушен. Мне все равно, кто именно ездит к Яру, – пьяный великий князь или пьяный матрос с серьгой: ведь дело не в Яре. Мне все равно, кто именно “обогащается”, то есть ворует, – царский чиновник или “сознательный коммунист”: ведь не единым хлебом жив человек. Мне все равно, чья именно власть владеет страной – Лубянки или Охранного отделения: ведь кто сеет плохо, плохо и жнет… Что изменилось? Изменились только слова» (Б. В. Савинков).
«Обезьяний процесс»
«Обезьяний процесс» уникален в том смысле, что его можно рассматривать со многих сторон. Как развлечение двух тысяч жителей захолустного городка Дейтон, мечтавших прославиться в штате Теннесси и в итоге позабавивших все Штаты. Или как мазохистский акт нескольких истцов, задумавших проиграть суд только для того, чтобы затем подать апелляцию. Или как длившееся еще со времен Г. Галилея противостояние науки и религии, вообще-то говоря несмешиваемых, как масло и вода. На этом процессе естественен был бы вопрос, заданный Дмитрием Карамазовым: «Только как же, спрашиваю, после того человек-то? Без Бога-то и без будущей жизни? Ведь это стало быть теперь все позволено, все можно делать?» (Ф. М. Достоевский). Но обошлись без этого вопроса.
«Обезьяний процесс» стал нарицательным прозвищем судебного процесса 1925 г., на котором школьный учитель был обвинен в незаконном преподавании дарвинизма (теории эволюции).
Предыстория процесса такова.
В первой четверти XX в. в обойму влиятельных политиков США входил лидер Демократической партии, госсекретарь в кабинете В. Вильсона, трижды баллотировавшийся на пост президента У.-Д. Брайан (1860–1925). Видевший в эволюционной теории «движущую силу антиамериканского по своей сути атеистического модернизма», Брайан свой скепсис против дарвинизма распространял и на школьное (государственное) образование. С 1922 г. политик ратовал за внесение изменения в законы штатов, запрещавшего в школьных программах присутствие эволюционизма или допускавшего его лишь в качестве гипотезы.
21 января 1925 г. на призывы Брайана оградить школьников от вредоносного воздействия дарвинизма откликнулся член нижней палаты Законодательного собрания штата Теннесси Д.-В. Батлер (1875–1952). Батлер предложил проект закона, запрещавший во всех государственных школах и университетах штата «преподавание любой теории, которая отрицает содержащееся в Библии учение о божественном творении и вместо этого утверждает, что человек произошел от низших животных». Нарушителю закона грозил штраф от 100 до 500 долл. Закон был подписан 21 марта губернатором О. Пэем, заметившим: «Вряд ли когда он будет применен».
Адвокат К. Дарроу (слева) беседует с прокурором У. Брайаном на «Обезьяньем процессе» в Дейтоне. 1925 г.
Не прошло и 6 недель, как Американский Союз защиты гражданских свобод решил испытать судебную систему штата Теннесси на закон Батлера. В прессе появилось сообщение, что Союз готов предоставить юридическую защиту любому учителю, пострадавшему из-за этого закона.
4 мая в эту организацию обратились несколько дейтонцев, пожелавших инициировать судебный процесс. Сверхзадачей заявителей была реклама города. Да и приезд в Дейтон служителей разных ведомств и толпы ротозеев-туристов сулил местным бизнесменам приличный барыш и крупные инвестиции.
По предварительной договоренности, «на заклание» согласился идти школьный учитель математики, тренер футбольной команды 24-летний Джон Томас Скопс (1900–1970). Скопс один раз, 24 апреля, т. е. после введения закона Батлера, замещал заболевшего учителя биологии по
