Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
В саду перед Ильинской церковью стоит старый деревянный крест. Дальше, в самом лесу, находится местное кладбище. Все надгробия принадлежат белорусам. На некоторых есть надписи кириллицей. Определенные годы – 1943, 1945, 1949, 1950 – всплывают снова и снова, – в них здесь полегли целые семьи.
Позже в тот же день Марта, героический историк-книготорговец из соседнего городка Крынки, укажет мне, что на многих надгробиях есть пояснительная записка: «Расстрелян польскими бандитами». Бандиты, о которых они говорят, были частью Польской армии Крайовой, или АК. Сегодня их считают героями-патриотами, которых повсюду чествует правительство. Люди в этом уголке Польши помнят их совсем по-другому, потому что здесь партизаны были вовлечены в скрытую войну, которую поляки вели против белорусов. Это был лишь один из многих междоусобных конфликтов, происходивших под прикрытием Второй мировой войны в Польше, Югославии и других странах, которые велись соседом против соседа, и их психический яд лежит на земле тяжелым бременем.
11
Война
Чтобы дать описание жизни, работы и смерти Бруно Шульца, нужно не более двух часов. Перенесемся мысленно в маленький галицийский городок Дрогобыч, примерно в семидесяти пяти километрах к югу от нынешнего Львова (Украина). Во время Второй мировой войны местных евреев избивали, морили голодом, заключали в гетто, расстреливали на улицах, депортировали в лагеря и в конце концов заставили рыть себе могилы. Из десяти тысяч евреев, живших там в начале войны, к ее концу в живых осталось только около четырехсот. Сам город, однако, в значительной степени уцелел – до сих пор можно увидеть, каким был Дрогобыч до катастрофы. Мало того, прогуливаясь по его бульварам, можно перенестись еще глубже во времени, в детство Бруно Шульца, в «эпоху гениальности», описанную в его художественной литературе. После смерти Шульца в 1942 году время в Дрогобыче потекло медленнее, чем во всем остальном мире. Когда я приезжал сюда летом 2019 года, мне показалось, что бо́льшая часть города погружена в легкую апатию упадка. Старая еврейская больница заросла диким подлеском. В гимназии имени Генрика Сенкевича, где невеста Шульца Юзефина Зелиньска преподавала польский язык, растительность пробралась даже на крышу. Гигантские сорняки выросли на балконах второго этажа. Скромный деревянный дом, в котором жила Зелиньска, когда приезжала в город, сильно накренился и, казалось, вот-вот провалится под землю.
Вместе с тем некоторые из самых красивых зданий той эпохи все еще находились в хорошем состоянии, во многом благодаря тому факту, что многие из них в советские времена присвоили гражданские институты. Вилла Бьянка на улице Тараса Шевченко, описанная Шульцем в рассказе «Весна», сейчас – музей краеведения, редко, впрочем, открытый. Старая вилла мэра, которая когда-то принадлежала самому богатому человеку в городе, теперь – дом для биологического факультета местного педагогического колледжа. В советские времена там располагался Дом пионеров. Во время немецкой оккупации там было офицерское казино. Говорят, что Шульц расписывал для него стены, хотя с тех пор они не сохранились.
Дом Шульца находится всего в нескольких минутах ходьбы и остается частной резиденцией. Его можно узнать по официальной мемориальной доске, вырезанной из черного гранита.
Табличка на двери предупреждает о собаке владельца дома, свирепой на вид немецкой овчарке, которая бросает злобные взгляды на прохожих из окна у крыльца.
Именем Шульца названа в 2001 году улица длиной всего несколько сотен метров. Она ничем не примечательна, ведет к заброшенному кирпичному заводу и заканчивается тупиком, заваленным мусором. Но, может быть, так даже символичнее: в конце концов, Шульца называли «Прустом мусорных куч». В его рассказах, действие которых происходит в его родном городе, Дрогобыч предстает перед читателем как джунгли, в которых идет невидимая посторонним глазам жизнь, в которых всевозможные отбросы – старые газеты, сломанные куклы, трубы, резиновые шланги, потрескавшаяся штукатурка стен и скручивающиеся обои – растут, размножаются и дышат в своем ритме.
Во времена юности Шульца Дрогобыч был многоязычной общиной, что можно заметить по самой структуре городского пейзажа. Его крупнейшие улицы названы в честь известных польских поэтов, украинских бардов и местных еврейских лидеров. Каждая из трех основных конфессий проживала в собственном районе: православные и греко-католические украинцы, – в основном на улицах, идущих от центра города к железнодорожному вокзалу. Евреи – к северу от главной площади. Поляки-католики – в районе браунстоунов между ними (в узких домах на четыре-пять этажей с высокими лестницами).
Все три группы смешивались на большой рыночной площади. Отец Бруно, Якоб, держал там галантерейный магазин, который обанкротился после Первой мировой войны. Близлежащая «Улица Крокодилов» находилась на расстоянии многих километров – а может, и континентов – с точки зрения психологического восприятия пространства. Улица представляла собой «маленький клондайк» Дрогобыча, американизированный район безвкусных коммерческих заведений. По словам Шульца, улица не имела цвета, здесь сама реальность казалась незавершенной, «уступка нашего города современности и столичной коррупции», называл он ее.
Сегодня на Стрыйской улице, реальном прототипе «Улицы Крокодилов», расположился целый ряд новых мелких и бессмысленных магазинчиков, и никому и в голову не придет назвать их американскими. После советской оккупации города в 1939 году в Стрыйске располагалась штаб-квартира тайной полиции, где Шульц некоторое время содержался под стражей. Арестовали его за такой проступок: он добавил слишком много синей и желтой красок (цветов украинского флага) на мурал, посвященный «освобождению Западной Украины», то есть ее аннексии у Польши, из-за чего роспись казалась чрезмерно украинской и недостаточно советской.
В нескольких кварталах в противоположном направлении, ближе к городской площади стоит здание, в котором когда-то размещался еврейский совет Дрогобычского гетто. 19 ноября 1942 года Шульц пошел туда из своего дома на Флорианской улице, чтобы купить буханку хлеба. Когда он выходил, офицер СС Карл Гюнтер выстрелил ему в голову. Не в качестве случайного акта бойни, а в завершение частной вендетты между Гюнтером и другим офицером Феликсом Ландау, который возглавлял местное подразделение «Айнзатцкомандос».
В юности Ландау работал столяром-краснодеревщиком в венском ателье и, несмотря на долгую службу в СС, все еще считал себя
