Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)
Орды и загребали жар их руками. Старшине своей доверяли козаки и чернь еще
меньше, нежели шляхта—своим панам. Не подписавший общей петиции Джед-
.
255
жалла вчера еще был в их глазах наместником Батька Богдана; сегодня он сделался
у них зрадником и недоляшком. Сам Батько Богдан с его сыном и Внговским, эта
троица козацкого поклонепия, обвинены ими всенародно в том, что сбили их с пути,
как овец, и Запорожское Войско торжественно вызывалось искать их даже в Крыму для
выдачи Ляхам... Чтоб успокоить Козаков и чернь, Джаджалла предлагал ей выдать
королю старшину, в том числе и самого его, искупить этим общие грехи, и спасти от
истреблепия войско. Но чернь истолковывала такое самопожертвование коварством.
Она состояла из таких же единиц, как и оя старшина: состояла из людей, готовых на
всевозможное предательство,—из питомцев одной и той же козатчины. Напрасно
вызывался Джеджалла отдаться первым в руки победителей: этим он делался, в сл
глазах, последователем Крысы и псребежчиков-шляхтичей. „Геть зрадника! геть
папського пидлизу"! завопила черпецкая рада, и Джеджалла, с тайною радостью,
положил Богданову булаву перед преславным Запорожским Войском.
Еслибы козаки „стини в ради, як мали дити", по выражению кобзарской думы;
еслиб они вверились Джеджалле, как самому Хмельницкому,—200.000 бойцов за
козацкия вольности были бы целы, и, бежав ночью хотя бы даже без оружия, скоро
явились бы е киями на плечах, перед милостивыми панами, чтоб отнять у них свое
оружие, подобно тому, как помилованные под Пятком, деды их явились под Черкасами,
или пощаженные в Медвежьих Лозах, их отцы собрались в мятежные купы под
Переяславом, и т. д. Что касается козацких вождей, то паны больше восхищались их
дикими доблестями, нежели злились па их злодейства, как это мы видим и па
современных нам польских историках. По своей природной, почти женской
доверчивости, опи били готовы поверить козацким клятвам в десятый раз, и, без
сомпепия, в десятый раз были бы обмапуты.
Но, к счастью человечества, козацкая орда губила сама себя, как татарская. В
настоящем случае, гибели её способствовало греческое духовенство, так точно, как это
делало относительно шляхты духовенство латипское. Купленный окровавленным
золотом агент восточного патриарха, коринфский митрополит, противодействовал
всячески договорам с „врагами Божиими, держащими кривую веру". Слуги его, попы и
монахи, бегали по всему табору и пугали чернь такою поголовною резпею, какую
сочинил, или доверчиво записал велебный автор Львовской Летописи. Они убеждали
дождаться Хмель-
256
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬПШ.
ницкого и во всем поступать согласно его воле. Но их присутствие в козацком
таборе, дотоле небывалое и потом неповторившееся, еще больше смущало умьг
суеверною приметою о поповском оке. В смущении своем, козаки забывали о фортелях,
которыми был окружен их табор, и обо всех своих преимуществах перед панами.
Хмельницкий нагромоздил под Берестечком столько возов со всяческими запасами, что
козаки целый месяц, даже два и три месяца, могли бы с своих окопов отпускать панам
такия пушки в качестве осажденных, какими угощали их йод Збаражем в качестве
осаждающих. Будь они только умереннее в своей подозрительности к старшине; будь
старшина только меньше напугана расправой черни за боевые неудачи; не прииди
только .Вешняк с подобными ему вольнодумцами к убеждению, что и попы, и ксендзы
в сущности одно и то же,—Хмельницкий наверное поспешил бы к осажденным под
Берестсчком не так медленно, как спешил Ян Казимир к Збаражу, и тогда бы свет
увидел и в Польше, и в Литве резню пожесточе кривоносовской в Полонпом. НО судьба
лишила малорусскую историографию новых восторгов, и еще однажды дала Полякам
(хотя, правду сказать, папраспо) время образумиться.
На место Джсджалли, козацкая чернь провозгласила своим гетманом Богуна. Это
был ученик той школы, которая воспитала незабвенного по своему дикому гению
Дмитрия Гупю. Он унаследовал и боевые способности Гупи, и его искусство
ретироваться.
Держа в руках Богданову булаву, и пе подвергаясь, как Джеджалла, общему
замечанию: „до булавы треба головы Богуп повелел козакам и черни день и ночь
сыпать три гребни через болотистое озеро, с тем чтобы почыо с понедельника па
вторник переправить весь табор па другую сторону речки. Потому ли, что не было
времени взгопять сваи и возить землю, или ради самой таинственности работы, па
постройку гребень употребляли возы, оставляя только по два па сотню, грузили седла,
наметы, катрягп, • упряжь и даже кожухи. Высоко стоял Богуп во мнении Козаков и
черни; но прецеденты у исго были, видно все-таки пе те, что у Гупи, чудесным, сверх-
естественным способом ускользнувшего от козацких победителей, да и бегство
Ииозацкого Батька значило для оставленного войска пе то, что бегство с берегов Сулы
ничем пе прослабившего себя Остряиицы. Притом же Богуп, воспитанник
Хмельницкого, должен был скрывать от самих чур и Громадских мужей свои
намерения. Не внушив такого доверия к своему разуму,
.
257
как Хмельницкий, Богун поставил свой кош и табор в недоумение. Мужики не
понимали, что вокруг них делается, бегали с окопов да молили о пощаде, а козаки с
своей стороны били настроены тревожно. Вера в непреодолимость их крепости и в
стойкость вождей была поколеблена. Попы, женщины, дети ослабляли козацкий дух
самим присутствием своим среди бойцов. Вспоминали, может быть, козаки, что и
Наливайщииа из-за детей да женщин пришла к погибельному концу. Теперь была
нарушена и другая относительно боевого счастья традиция козатчины. Уже по двум
этим причинам могла распространить в таборе суеверная боязнь в перемену фортуны,
тем более, что козаки ждали решительного приступа, не зная всего того беспорядка и
неурядицы, которые раскрывались вполне перед панским мемуаристом. Таким образом
одна часть Козацкого Народа, ведя переговоры с Народом Шляхетским, проволакивала
умглшлепио время и тапнствеппо готовилась к отступлению, а другая вдавалась
больше и больше в малорусскую тугу. Упадок духа и того единомыслия, которое умел
вселять между Козаков, с помощью Татар, Хмельницкий, увеличивался еще от
уверенности, что Татары не вернутся в свои кочевья с пустыми руками, и нахватают
ясыру в Украине.
По ни в папском, пи в козацком стану вообще не знали, что делается и чтб кому
грозит. Когда молва гласила, что хан погнал перед собой Хмсльпицкого со связанными
под конем ногами, козаки перебегали в папский лагерь. Но когда здесь распеслас весть,
что хан и Хмельпицкий остановились в Вшписвце и заходят королю в тыл,
перебежчики бросались из папского лагеря среди бела дня под выстрелами, и
заставляли папов переменять свой лозунг.
Первым делом новоизбранного гетмапа было импровизировать переправу; вторым
— обеспечить ретираду от перешедших через речку Платову жолнеров. Взявши с собой
козацкую старшину и воппицу, то-есть надежнейшую боевую силу, Богун вышел, па
рассвете 10 (1) июля, в понедельник с двумя пушками из табора, чтоб, уничтожив отряд
Ляпцкоропского, общим советом решить на месте, как действовать во время
отступления. Озабоченной важным делом старшине не пришла в голову мысль, что её
таинственная вылазка может напомнить кой-кому два предательские эпизода войны
1637 и 1638 годов; а между тем в оставленном его таборе нашелся человек, может
быть, видевший и самого Хмеля, бегущего из-под Кумеек в составе комонника, и
Острянина,
т. ии.
33
258
.
покинувшего пехоту под саблею Князя Яремы на Суле. Поставив конницу в
арриергарде, Богун, с надежным отрядом старшины, двинулся вперед, чтоб осмотреть
позицию Ляпцкороиского. В таборе между тем шли своим чередом приготовления к
ночной переправе, которая, в случае успеха, затмила бы славу и самого Гуни. Вдруг
кто-то закричал: „Зрада! старшина втикае“!
Еслиб это пагубное подозрение было справедливо, то старшина, во-первых, бежала
бы не среди бела дня, а под покровом козацкой матери—ночи, или по крайней мере при
свете козацкого солнца— месяца, а во-вторых, уходить ей было бы гораздо безопаснее
со всем комонииком. Но пускай Поляки остаются при своей мысли, что подозрение
было справедливым. Дело в том, что оно произвело в остальном войске панику хуже
шшшецкой. Ближайшие к задпим переправам и возовым брЬиам козаки выбежали
