Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

лагеря на пастбищах, а чернь перепилась, и потому не могут покамест столковаться.

Весь этот день прошел мирно, и они допускали наших едва ли нс вовнутрь своих

укреплений".

Но наны не доверяли козацкому миролюбию, и советовали один другому держать за

пазухой камень (z пиши trzeba traktowae kamieii maj:ic v zanadrzu). Это тем больше

было необходимо, что козаш однообразно в 2 часа пополуночи гремели своей музыкой

и заглушали свои трубы и шипоши боевым криком, а призывные котлы у них были

такие огромные, что панам казалось, будто это бьют на майдане тревогу.

„Июля 8, в субботу", (продолжает Освецим) „козаки на предложенные им королем

условия ответили в следующих приблизительно выражениях:

„Милостивый, светлейший король! умоляя о пощаде, мы уповали на милосердие

вашей королевской милости; попам предложены условия невозможные. Выдать

старшину мы не можем, и ие выдадим: так решила рада войска и черни. Артиллерии

выдать ие можем. Шляхтичей выдать пе можем, и нс выдадим, так как, по Зборовскому

договору, иш обещано прощение вашей королевской мило-

*) В одном уведомлении кого-то из-под Бересгечка, 8 июля, в числе условий

осаждающие требовали, чтобы чернь присягнула работать своим панам один день в

неделю (dzien panom swoim robie), и что козаки отложили ответ на предложение до утра

по той причине, что войско было пьяное (Ьо teraz wojsko pijane).

252

.

сти. Хмельницкого, его сына и Выговского, изменивших и вашей королевской

милости и нам выдали бы мы охотно* но ых нет среди пас. Однако, мы обещаем их

разыскивать не только в нашем крае, но и в Крыму, и выдать вашей королевской

милости, как лиц, сбивших пас, точно овец, с пути. Обещаем разорвать всякую связь с

Татарами. Просим, чтобы козаки и чернь оставались па таких правах, какие были

условлены по Зборовскому договору. Паны пускай благополучно возвращаются в свои

маетности на Украину, но без военных хоругвей: в противном случае, произойдет

вемтийголодо. Вообще просим вашу королевскую милость принять нас под свое

покровительство, как детей и верных подданных. Сим окончив, подписываем: Войско

вашей королевской милости Запорожское со всею чсрныо'* *).

Далее следовали подписи полковников; но Джеджалла не подписался, потому что

был согласеи, как и Крыса, на все условия помилования. Не было ото

самопожертвование; не было ото и безнадежность дальнейшей борьбы с панами

Ляхами: ото был благоразумный выбор меньшего из зол. Как пи ужасною казалась

козаку сила европейской тактики против его азиатчины, но козацкий террор над

старшиною был такое страшилище, от которого сам Козацкий Батько, после

Пнлявецкого успеха, прятался под королевскою властью. Джеджалла был прямодушнее

Хмеля, и откровенно высказал свое мнение, что лучше идти под королевский меч,

нежели под козацкие кии, которые, в случае неудачи, грозили всякому запорожскому

лыцарю, как оному славному Филоииеику. Охлократия' в нашей козацкой республике

имела такия же безобразные крайности, как олигархия—в республике панской.

„Разгневанный этим ответом король" (продолжает О.евецим) „приказал немедленно

палить в табор из пушек со всех сторон. Несколько больших орудий ужо доставили из

Брод, другий поспешно везли из Львова.

„Июля 0, вновь прибыли козацкие послы, возобновили просьбу о помиловании и

обещали выдать 1G старшин, Но король не хотел этим удовлетвориться, и строго

пригрозил им. Оши писали письма к сенаторам, постоянно прося помилования, по

вовсе не соглашались на предложенные условия и настаивали па сохранении Зборов-

*) Пользуясь отит случаем (писал некто из-под Береотака) „передалось к нам три

козака, а множество других думает о том же“.

.

253

ского договора. Их отпустили ни с чем. Краковский кастелян разорвал присланное

ему письмо не читая, и строго сказал им: „Пошли воп, хлопы! вы скоро узнаете, что

такое Зборовский договоръ".

„Между тем наши, лишь бы делать хоть что-нибудь среди этих колебаний, стали

устраивать плотины на речке, рассчитывая на то, что, если удастся запрудить воду, то

большая половина козацкого табора, расположенная над речкой и у болот, будет

потоплена, и что устроенные иши переправы будут наводисны и уничтожены. Сделано

было это по совету козака Крысы, который остался добровольно у пас, не смотря на то,

что козаки требовали его выдачи, как посла. Оп притом указал па пашу оплошность в

двух обстоятельствах: вопервых в том, что мы пе отправили несколько тысяч людей в

погошо за Татарами, когда они бежали, объятые страхом, и когда их легко можно было

разгромить и уничтожить; вовторых в том, что мы поныне дозволяли козакам иметь

свободное сообщение с другим берегом. Пока ото будет продолжаться, до тех пор, по

его словам, невозможно будет смирить ИХ, ибо оши постоянно будут надеяться па

возможность отступления. Впрочем советам его последовали слишком поздно, и

потому оши не имели надлежащего успеха.

„Притом па военной раде было решено, чтобы, в случае, если погода будет

благоприятствовать, предпринять приступ. Для участия в нем было предположено

командировать ; пехоту, челядь и Мазовецкое ополчение, которое в этот день подошло.

Остальные отряды ноеполитаков,—за исключением прусских воеводств,—должны

поддерживать приступ в качестве резерва. Решение это было вызвано показаниями

Волохов и Козаков, перебежавших к нам в тот день. Опи утверждали, что козаки

решились бежать, и уже в нескольких местах с большим старанием подготовляют

переправы. Все войско получило приказ быть наготове ночью.

„В тот же день вновь получено известие, будто хан и Хмельницкий остановились у

Вишневца. Наши были этим сильно встревожены. Для того, чтобы собрать точные

известия, отправили несколько отрядов в разные стороны. С наступлением ночи, полки

полевого гетмана, русского воеводы, брацлавского воеводы и коронного хорунжого

должны были выступить против Орды. В случае же, еслибы Татар не оказалось, им

было приказано—немедленно вернуться и запять позицию в тылу козацкого табора, за

речкою, куда наши давно уже собирались. Ночью вернулся из разъезда Суходольский и

объявил, что он был за несколько миль по ту сторону Вишневца, но

254

.

нигде нет и слуха о Татарах. Вследствие чего предположенная экскурсия была

отложена. Приступ же и вообще все другие постановления рады не состоялись от

неурядицы и беспорядка. Только брацлавский воевода отважился переправить на ту

сторону в тыл неприятельского табора 2.000 человекъ" (тот, которого заподозрили в

умышленной мешкотности и боязни).

Частное уведомление из-под Берестечка, от 8 июля, говорит чго еще в среду

вечером пан Балабан, с отрядом в 200 человек, отбивая у Козаков пашу за речкою,

узнал, что осажденные начали уходить из табора по нескольку сот человек, под

предлогом паши и добывания дров. Но его донесение не вызвало никаких

предупредительных мер в панском лагере.

Наконец, под вечер 8 июля (но известию очевидца) передался панам молодцеватый

(Iiozy) козак, и объявил, что в таборе готовят переправу через болотистое озеро, грузя

хворост, возы, наметы, кожухи, кобеияиш, и хотят бежать; что возов оставляют для

ретирады только по два на сотню, а съестное вьючат на лошадей. II это донесение

пустили иаиы мимо ушей, несмотря на то, что голод у них одолевал пехоту, что

конница отбывала вместо неё стражу, и даже лошадьми (по выражению писавшего)

колыхал ветер (и копие и nas wialr powievva).

Когда таким образом ни представители козацкой, ни представители панской

республики не знали, па чтб решиться и что делать, неожиданное стечение

обстоятельств привело тех и других в новое движение.

Посланные козакам условия помилования произвели в их таборе полное

расстройство и внутренний раздор. Козаки помнили такие случаи, как порывы

паливайцев к бегству лободишцев, как бегство самого Кремпского от солоницких

недобитков,—такие случаи, как стоянье рсестровиков против Тарасова ополчения йод

Переяславом,—как предательское отступление козацкого комонника йод Кумейками и

позорное бегство Остряпицы к московскому рубежу из-под Сулы. Даже и теперь

перебегали от них в панский лагерь их руководители шляхтичи, а чигирииский

полковник, Крыса, сделался даже панским советником на их пагубу. Зная и видя все

это, козацкая чернь имела полное основание ожидать всего от людей, которые

завлекали ее в свой опасный промысел обманом, понуждали к битвам посредством