Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)
было князьям Вишневецкому и Радивилу, с несколькими тысячами войска,
переправиться через речку и запять позиции сзади козацкого табора. Но приказ этот не
был исполнен, потому что князь Вишневецкий потребовал 15.000 войска, а король не
хотел дать ему такого количества*.
Здесь невольно вспоминается, как долго Ян Казимир держал великого война в
Збаражской западне, медля выручкою, и как охотно дал веру, что оп предлагал окуп. Не
смея штурмовать Козаков с огромным войском и его челядыо, оп подставлял
Вишневецкого под 200.000 отчаянных беглецов с несколькими тысячами.
„Между темъ* (продолжает Освецим) „совещались но поводу просьбы о
помиловании. Одпи заявляли, что следует оказать милосердие, казнить смертью только
старшину и выдающихся особенно бунтовщиков. Другие настаивали на том, чтобы, дав
слово касательно прощения, отнять потом у Козаков пушки и оружие, распределить
пленных по полкам, перебить их поголовно, лишить остальных всех привилегий,
запретить на вечные времена оружие и истребить их веру,—в виду этого предложения,
киевский воевода, Адам Кисель, был удален из рады под благовидным предлогом,—и
навсегда уничтожить самое имя Козаков. Так препираясь, не пришли ни к какому
окончательному решению. Неприятель же, пользуясь нашим бездействием, не упускал
никакого средства к своему спасению. Ом отстреливался с валов и, выбирая удобное
время, делалъ
.
245
вылазки. В ту же ночь козаки подкрались ползком к одному из наших редутов,
напали на утомленных пехотинцев, 8 человек убили, а многих переранили косами, чуть
было не овладели самим редутом, и только подоспевшее вб-время подкрепление
оттеснило ихъ“.
Другой участник Бсреетечской войны писал из панского лагеря, что козаки напали
тихо на шанцы в ночь с 4 на 5 римского июля и принялись резать жолнеров; „но когда
начала лаять собака, наши догадались о неприятеле и отплатили за свое: 80 Козаков
убили, остальных преследовали до табора. Видя нашу осторожность, козаки для
надежнейшей обороны стеснили свои табор, в котором для себя и для лошадей рыли
ямы (1оИу) от пушечной пальбы. Но это мало им поможет: ибо опи стоят возле топей".
„Июля 3, в понедельникъ" (иродолжает Освецим), „стали перебегать к иам
шляхтичи, утверждавшие, что находились в рядах бунтовщиков по принуждению, и
будто их насильно заставляли принимать участие в войне. На самом же деле они,
потерявши все имущество, искали исхода в козацкой службе": свидетельство
драгоценное. Еще бискуп Верещинский, в 1583 году, следовательно за десять лет до
Иъосинщииы, писал в сеймовой брошюре, что промотавшая свои наследства шляхта—
или грабит па Низу турецких чабанов, ИЛИ вытряхивает в бору у прохожих лукошки.
Из дебатов Посольской Избы мы зиаем, что вытесненные ксендзами да монахами из
имепий шляхтичи жили среди Козаков. Из донесений Ку пакова нам известно, что
баниты целыми сотнями вписывались в реестровые козаки. Вот какие люди были
двигателями козацких бунтов и коноводами козацких предательств! Теперь они
спасались под крыльями тех, которые были готовы истребить козацкую веру,
уничтожить па всегда самое имя Козаков, а потом привели развращенную ими массу
под высокую руку православного царя. Под высокой царской рукою мутили они воду,
для своей корысти, от Выговского до Мазепы, от Мазепы до Железняка, Голты,
Калпыша, Глобы и, между прочим, закрепостили себе героев Корсунщины,
Пилявщишы и т. д., а более крупных своих сподвижников ссылали в Сибирь чрез
посредство напуганной козацкпм предательством Москвы, и если титло Козацкого
Батька принадлежало Хмелю справедливо, то шляхтичи-баниты и перебежчики были
его чадами по преимуществу.
„Эти-то перебежчики" (продолжает Освецим) „известили, что среди Козаков
возникли несогласия... Вечером, когда отборные наемные полки наши вернулись в
лагерь, па горе же, возвышавшейся надъ
246
.
козацким табором, были оставлены только два полка,—неприятель, сознавая
неудобство для себя этой нашей позиции, наступил на них всеми своими силами, и они,
ие получив подкрепления, должны были, отстреливаясь, отступить, не без урона, в
лагерь. Неприятель занял гору, но недолго мог удержать эту позицию: ибо на рассвете
коронный хорунжий, выступив с несколькими полками из лагеря, заставил его бежать
обратно в табор, причем козаки во множестве были перебиты и потоплены в озере,
позиция же занята нами вновь.
„Июля 4 хотя и происходили военные действия, но вообще можно сказать о вас, что
мы разбитому, объятому страхом и ожидавшему окончательной гибели неприятелю
дозволили отдохнуть, оправиться, совершенно восстановить упавшую было бодрость
духа и возвести сильные укрепления, себе же затруднили путь к скорому и
окончательному истреблению его и сделали сомнительным результат дальнейших
действий, которые, при большей поспешности, могли увенчаться успехом.
„Чтобы пе оставаться без дела, король в этот день подвинул войско из прежнего
лагеря, находившагося у Берестечка, ближе к неприятельскому табору“ (а в старом
лагере были оставлены возы с челядыо и с несколькими полками пехоты под
начальством Николая Потоцкого). „Принято было решение окружить неприятеля со
всех сторон окопами, снабдить их войском, сзади же войско обезопасить возами, и
таким образом подавить Козаков голодом, так как приступом взять их было
невозможно. В тот же день воздвигпули множество шанцев, редутов и почти вся работа
была завершена**.
В это время посполитаки спова начали бунты и ссоры, как бы во свидетельство
своего родства с козаками. Им не понравилась прикомандировка их к полкам
квартяным в подражание Хмельницкому, который окозаченную чернь поделил между
козацких подков. ПИляхта дослала к королю посольство. Король отвечал
раздраженным голосом: „Здесь вам не Посольская Изба! Исполняйте, что вам
приказано. Вы находитесь в войсковом ведомстве, и должны повиноваться**. Новый
канцлер еще усилил слова короля, может быть, раскаявшись в своих выходках против
того, кто мог бы не допустить Хмельвитчины, и шляхта принуждена была смириться.
Но она ждала случая отплатить королю сугубо. Покамест посполитаки роптали только
на его неуменье воспользоваться дарованною Богом победой, а это неуменье до того
было очевидно, что даже
247
роялист Освецим, как мы видели, возмущался против него до глубины души.
Итак, шляхетские ополчения поделили на части и. присоединили к отрядам
наемного, иначе регулярного, а еще иначе—квартяного войска. Из числа их ополчения
Краковское, Сендомирское, ИИознаиское и Калишское (прихода последнего еще
ожидали) присоединили к полку королевскому. Ополчения Волынское, Подлясское и
Русское сопротивлялись этой мере, потому что „не хотели идти, согласно приказу, на ту
сторону речки, где козаки часто нападали бы па нихъ".
„Между тем неприятель" (продолжает Освецим), „поняв наше , намерение и
встревожась от приближения папиего войска, вышел с большою решимостью из своего
табора и из шанцев на гору и отважно решился вступить в битву; но наши оттеснили
его к табору, причем погибло несколько сот Козаков. Досталась не даром эта победа и
нам... Пушки целый день гремели с обеих сторон, но наши были большего калибра и
причиняли больше вреда, а козацкия ядра, хотя на многих наводили страх, но немногих
подвергали опасности... Ночью хлопы беспрестанно старались нас беспокоить и
тревожить и даже решились стремительным напором ворваться в наш лагерь; но их
зловредные намерения были расстроены предусмотрительностью короля и
региментарсй, а также светом луны, сиявшей ночью в полном блеске.
„Утром 5 июня, Татарин Мегмет-Челебей, состоящий на службе у краковского
кастеляна, доставил взятого им в пленМуртаза-агу. Мурза был брошен во время бегства
Татарами, которые не могли увезти его с собою по той причине, что от полученных ран
не мог он сидеть верхом и должен был ехать на повозке. Муртаза-ага—человек
знатного происхождения и родственник бывшего хана. ВсЕ дела в Крыму решались по
усмотрению его и ханского визиря. Он. был ранен картечью в руку, в бок и на силу мог
говорить, когда его взяли в плен. Теперь он предлагалъ
10.000
Мегмет-Челебею за то, чтобы тот препроводил его к хапу, а не в паш
лагерь. Вообще Татары оставили по дороге до 1.000 человек раненных и убитых. Этого
прежде не случалось: ибо они считают грехом бросать трупы убитых; но теперь они
