Гудбай, Восточная Европа! - Якуб Микановски
Однако, оглядываясь назад, мы можем с уверенностью сказать, что имперские инспекторы промахнулись. Они оценивали физический продукт, в то время как настоящим чудом, проданным Анной Чиллаг, было ее послание. Повторяемый снова и снова мотив оправдал силу загадочного Евангелия или молитвы. По крайней мере, один наблюдатель понял это сразу. Будучи еще нищим студентом-искусствоведом, живущим в мужском общежитии в Вене, Адольф Гитлер был одновременно потрясен и взбешен волосатой моравской девицей, которая каждый день приветствовала его в газете.
По словам одного из его немногочисленных друзей того периода безвестности, Гитлер часами изучал рекламные материалы Чиллаг. Он был особенно очарован письмами с благодарностью, направленными в ее компанию. Проведя тщательное расследование, он узнал, что они были подделаны, а предполагаемые отправители мертвы. Он думал, что нашел ключ к великой тайне – секрету пропаганды. Ему нравилось разглагольствовать о ее силе. «Пропаганда, хорошая пропаганда, превращает сомневающихся в верующих, – сказал он своему другу, продолжив: – Пропаганда! Нам нужна только пропаганда. Глупых людей всегда найдется предостаточно».
По словам другого друга того периода, Гитлер был настолько восхищен успехом Чиллаг, что захотел превратить свое мужское общежитие в своего рода «рекламное агентство». Всем резидентам предлагалось посвятить себя продаже какого-либо продукта, например пасты для укрепления стекла, и продвигать его независимо от того, работает средство на самом деле или нет. Чтобы добиться успеха, все, что нужно было делать, – это повторять свое сообщение как можно чаще. Такой трюк, в сочетании с ораторским талантом, позволил бы им завоевать всех клиентов, которых они только могли пожелать. Друг Гитлера ответил, что, хотя стратегия и понятна, им все равно нужно что-то стоящее для продажи. В конце концов, ораторское искусство само по себе смысла не имело.
10
Пророки
Однажды вечером в 1908 или 1909 году Ежи Стемповски и его отец прогуливались по улицам Бердичева, на севере Украины. Вдруг они услышали нечто, заставившее их замереть на месте, – голос, произносящий какой-то текст нараспев, словно молитву. Само по себе это было неудивительно. В то время большую часть населения Бердичева составляли евреи и хасиды; из семидесяти четырех синагог Бердичева постоянно раздавались молитвы на иврите. Но то, что Стемповски услышали в тот вечер, было не музыкой псалмов: вслух читали строки из первого тома «Капитала» Карла Маркса.
Отец Ежи постучал в окно дома, чтобы узнать, что происходит. Их провели внутрь, и отец с сыном провели остаток вечера, слушая Маркса в компании членов местной гильдии портных. Владелец единственного в городе экземпляра «Капитала» читал нараспев, делая паузы после каждого предложения, чтобы ответить на вопросы. По мере того как ночь подходила к концу, текст – поначалу трудный – становился все менее понятным, но это портных не остановило. По словам Стемповски, они читали «в манере истинно верующих», остальные же внимали декламации так, как если бы она была квинтэссенцией богооткровенной истины. В то время Стемповски посчитал, что в этом бездумном принятии светской доктрины есть что-то неестественное. Выросший среди позитивистов и свободомыслящих граждан Российской империи, на старом польско-османском пограничье, он не мог знать, что аналогичное стремление к пророческому руководству вскоре распространится на большую часть прежнего мира.
Два десятилетия, последовавшие за окончанием Первой мировой войны, повергли Восточную Европу в глубокий кризис. Война, которая, по словам президента США Вудро Вильсона, должна была «обезопасить мир для демократии», ничего подобного не совершила. Да, последовавшие за ней мирные договоры привели к созданию ряда новых национальных государств, но лишь немногие из них стали процветающими либеральными демократиями, которые представлял себе и на которые надеялся президент Вильсон. К 1938 году только Чехословакия оставалась многопартийным государством, но даже она находилась в процессе каннибализации гитлеровской Германией.
Послевоенное урегулирование оставило и другие шрамы. Одним махом древние империи Габсбургов, османов и Романовых исчезли с лица Европы. Обозначились и другие проигравшие. Трианонский мирный договор 1920 года подтвердил полную независимость Венгрии, но лишил ее семидесяти двух процентов территории, которой она владела в период Двойной монархии. Этот титанический удар озлобил венгерскую политику на несколько поколений вперед, заставив страну отдаться в руки любой власти, которая пообещала бы возместить ее потери.
Болгария, еще одна проигравшая в войне сторона, была вынуждена уступить гораздо меньшую территорию по договору в Нейи в 1919 году. Однако в этом соглашении предусматривалось столько яда, что Александр Стамболийский, премьер-министр, согласившийся на него под давлением, поплатился в 1923 году за свое решение военным восстанием, которое закончилось его арестом и убийством. Голову несчастного отправили обратно в Софию в коробке из-под печенья. Для пущей убедительности палачи также отрубили руку, подписавшую предательский договор, хотя ее, похоже, никуда не отправили.
За казнью Стамболийского последовала волна репрессий, в основном направленных против болгарского крестьянского движения. В 1923 году Москва приказала болгарским коммунистам противостоять ему организовав революцию. Та провалилась, что привело к очередному всплеску санкционированных правительством убийств. Коммунисты отомстили в 1925 году взорвав церковь в Софии во время похорон генерала, которого убили они же сами. Крыша собора обрушилась, погибли 130 человек, что вызвало еще один виток террора в сельской местности.
Эта череда зверств демонстрирует тот фанатизм, который вошел в политическую жизнь после войны. Люди больше не ссорились из-за кистей на мечах и военных салютов. Они вели ожесточенные бои на улицах из-за того, что им казалось дальнейшей судьбой мира. Точильным камнем, обострявшим все эти конфликты, была угроза революции. В зависимости от того, на какой позиции в политическом спектре находился человек, он был готов принять любые меры либо для ее предотвращения, либо для ее осуществления.
В межвоенные годы пример новообразованного Советского Союза многим казался либо обещанием Рая, либо угрозой Ада. Гражданская война в России, которая привела к его созданию, оказала непосредственное влияние на ее соседей. В Прибалтике яростная гражданская война столкнула латвийских и эстонских националистов как с местными большевиками, так и с Красной армией. Правое правительство Латвии призвало подкрепление из демобилизованных немецких войск, организованных в батальоны наемников, жутких Freikorps, превративших этот конфликт в тренировочную площадку для будущего поколения фашистов.
Сам фашизм был не чем иным, как порождением этих ранних сражений между силами революции и контрреволюции. Его идеи – туманная смесь уличного бандитизма dirigisme и принципа лидерства – обретали смысл только тогда, когда оживлялись апокалиптическим страхом классового восстания. Но в то время, как Восточная Европа стала первым испытательным
