Астрея. Имперский символизм в XVI веке - Фрэнсис Амелия Йейтс
Цирцея управляет простейшим миром природы, представленным мифологическими существами сиренами и сатирами, среди которых и происходит действие. Победить её смог только союз добродетелей и Минервы с небесным миром, выраженный в великолепном, основанном на символических геометрических фигурах балете в исполнении королевы, невесты и других дам. Четыре кардинальные добродетели в звёздных одеждах, войдя, призывают богов спуститься с небес. «Золотой свод» отвечает на их музыку своей, и с этого момента небесный мир начинает одерживать верх над Цирцеей. Окончательную победу обеспечило сошествие вниз Юпитера. Спуск бога на орле занял некоторое время и сопровождался громким исполнением «самой учёной и совершенной музыки, из той, что когда-либо доводилось петь или слышать». Слова песни были такими:
O bien heureux le ciel qui de ses feux nouueaux
Jaloux effacera tous les autres flambeaux
O bien heureux encor sous ces princes la terre
O bien heureux aussy le nauire Francoys
Esclairе́ de ses feux, bienheureuses leurs loix
Qui banniront d'icy les vices & la guerre.
(Огонь вдруг небо охватил, он не один – блаженно небо!
Им суждено затмить любое пламя… лишь победа!
Блаженны земли наши, этот край, царей владенье,
Блажен же и корабль тот, что «Францией» был наречён,
Огнями озарённый!.. Блаженна истина, блажен закон
В заветах этих от войны и от пороков избавленье).
Песня, как и золотой музыкальный свод, должна была напоминать зрителям о небесном своде, представленном в огромном амфитеатре Монжосье с его аллюзиями на корабль французской государственности, освещаемый Кастором и Поллуксом, предвестниками мира для Франции и написанной в звёздах счастливой судьбы для королевской династии. Юпитер, спускающийся под музыку золотого свода, выступал не просто декоративной фигурой мёртвой мифологии, но «счастливой звездой» (astre heureux), призванной величественной музыкой, чтобы избавить Францию от ужасов войны, укрепить и благословить французскую монархию.
Возможно, с художественной точки зрения Ballet comique de la reine не был таким уж выдающимся событием на фоне других увеселений серии. Но тем не менее общий план этого вклада королевы в свадебные торжества органично влился в весь цикл празднеств в целом как ещё один поэтический и музыкальный талисман.
Эти торжества стали последним воплощением той ренессансной традиции, что на протяжении всего XVI в. развивалась при французском дворе. Этот мир уже испытывает жёсткое давление, и в течение нескольких лет ренессансная вселенная двора Валуа не выдержит и исчезнет в хаосе войн Лиги.
Политико-религиозные взгляды, лежавшие в основе этих празднеств, становятся ясны из посвящённой Жуайезу поэмы Баифа «Les Mimes», полной воспоминаний о его свадебных торжествах. В ней Баиф выражает горячую преданность французской короне и ревностное католическое благочестие, но одновременно выступает резко против предательской Католической лиги, от поддержки которой он предостерегает папскую власть. Он призывает к ненасильственной Контрреформации, которая будет использовать не политическое оружие и репрессии (его пугает возможное введение инквизиции во Франции), но лишь оружие подлинной добродетели и благочестия. Сделать его привлекательным должна сила искусства, вознесение хвалы Господу на всех языках и под «новую музыку». И он страстно взывает к «благородной и доблестной крови» де Гизов не поддерживать мятежную клику и оставаться верными трону[554].
Эти слова раскрывают внутренний смысл торжеств, заключавшийся в поддержке монархии и призыве к Гизам не предавать её, представленном со всей привлекательностью искусства и «новой музыки».
Последний король из династии Валуа воплощал собой сложный момент религиозной истории. В своей Дворцовой Академии он был свидетелем споров, в которых поэты и учёные излагали идеи ренессансного религиозного синкретизма о том, что Бог присутствует во всех вещах, что басни поэтов и мифы разных религий обращаются к одной религиозной правде, выраженной в разных формах[555]. Этот либеральный ренессансный синкретизм соединялся в Генрихе с влияниями Контрреформации и породил то, что можно назвать (пока ещё малоизученным) движением либеральной Контрреформации, возглавляемым французской монархией. Гизы, вожди Католической лиги, представляют новейший религиозный фанатизм, тесно связанный с про-испанскими политическими мотивами и направленный, в конечном счёте, на уничтожение Генриха. Баиф в «Les Mimes» вполне ясно видит всю ситуацию и призывает к своего рода «музыкальному» и ненасильственному движению, которое пытался возглавить Генрих.
Попытка расположить к себе Гизов оказалась безуспешной. Генрих стал искать поддержки Елизаветы Английской. Вскоре после окончания торжеств в честь свадьбы Жуайеза, несомненно видевший их Джордано Бруно отправился из Парижа в Англию, чтобы представить там свою герметическую реформу, с которой он увязывал гелиоцентрическую систему и Генриха III.
Герметическому ренессансному философу Бруно нужна была имперская тема, к которой он мог бы прикрепить свои религиозно-философские взгляды. Как итальянец, он ненавидел испанскую тиранию и выбрал в качестве европейского лидера французского монарха. Появление Генриха III с его гербом из трёх корон в небесах бруновского трактата об «Изгнании торжествующего зверя»[556](вышедшего в Лондоне в 1585 г.) могло, среди прочего, быть навеяно воспоминаниями об огромной модели небосвода на свадебных торжествах, где среди искусственных звёзд, предсказывавших имперское предназначение, присутствовал и герб Генриха III. Гелиоцентрическая философия прекрасно сочеталась с солярным мистицизмом французской монархии[557]. Довольно необычным выглядит то, что, излагая свою новую философию в диалоге «Пир на пепле», Бруно использует рисунок, являющийся, по сути, эмблемой. Рассуждая о движении Земли, он приводит пример с камнем, брошенным с мачты движущегося корабля на палубу. В качестве иллюстрации приводится гравюра с изображением корабля на море (Илл. 23d). На его оснастке видны два огня, превращающих этот корабль в эмблему, в уже знакомый нам символ Кастора и Поллукса, предвещающий мир после бури[558]. Научный довод содержал скрытое послание от французского короля, и это послание, конечно, было о мире.
Герб Генриха с тремя коронами и девизом Tertia coelo manet[559] намекал на две короны Франции и Польши, которыми он владел, и на третью корону в небесах, которую намеревался обрести в дальнейшем. В гербе, однако, не было агрессии, и в «Изгнании торжествующего зверя» Генрих появляется среди созвездий как миротворец:
Этот христианнейший король, конечно, вполне мог сказать: «Третья ждёт на небе», ибо очень хорошо знает, что написано: Блаженны миротворцы, блаженны кроткие, блаженны чистые сердцем, ибо таковых есть Царство Небесное! Любит мир, сохраняет по возможности свой любимый народ в спокойствии и преданности; ему не нравится шум, треск и грохот военных орудий, приспособленных к слепому захвату неустойчивых тираний и княжеств земли, но по сердцу всякая правда и святость, указывающая прямую дорогу к вечному царствию
