Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции - Юрий Львович Бессмертный

Иное дело — оценка минимально возможной продолжительности жизни взрослых или же оценка максимальной частоты смерти взрослых в том или ином возрастном классе. Наметить эти оценки позволяет конкретное изучение упоминаний о том или ином форезском дворянине, собранных в издании Э. Перруа. Рассматривая данные источников об имущественных сделках отдельных дворян, о спорах между ними, о принесении ими клятвы верности тому или иному суверену, об их выступлении в качестве свидетелей, поручителей, завещателей и т. п., нетрудно выделить основополагающие вехи их curriculum vitae. В первую очередь для нас важны сведения об обстоятельствах их первого и последнего появления в источниках. Анализируя семейное положение, социальный статус, характер документа, в котором впервые упоминается тот или другой из индивидов, фигурирующих в генеалогической сводке Э. Перруа, можно даже при отсутствии указаний на время его рождения приблизительно оценить его минимальный возраст. Определить время смерти при отсутствии прямых упоминаний о ней невозможно. Однако, если ограничиваться поиском минимальной продолжительности жизни (или же максимальной частоты смерти), можно условно удовлетвориться датой последнего упоминания того или иного дворянина в источниках.

Соответственно сказанному условимся, что (подобно тому, как оценивался выше возраст участников Четвертого крестового похода) в случаях, когда при первом упоминании форезский дворянин фигурирует в качестве рядового участника (или свидетеля) имущественной сделки, его возраст — 15 лет; аналогичным образом будем считать лицо, названное при первом упоминании «рыцарем», имеющим от роду 15 лет, если дело происходит до 1350 г., и 20 лет — после 1350 г.; женатый дворянин до 1350 г. считается при первом упоминании 20-летним, после 1350 г. — 24-летним; замужняя женщина признается при первом упоминании 15-летней, вдова (при первом упоминании) — 20-летней; епископ, аббат, приор, шателен, дуайен, прево при первом упоминании считается 25-летним, священник или же приближенный графа — 20-летним, «ребенок» — 5-летним. Все эти условные определения возраста первого упоминания в общем «омолаживают» фигурирующих в генеалогии дворян: ведь далеко не все они начинали участвовать в сделках и выступать свидетелями сразу же после наступления совершеннолетия, не все вступали в брак (или получали рыцарское звание) сразу же после наступления принятого для этого возраста, не все епископы, аббаты, шателены имели при первом упоминании лишь 25 лет и т. д. Кроме того, вполне возможно, что известные нам «первые» упоминания в источниках в действительности были далеко не первыми.

Сознательно «омолаживая» форезских дворян, мы избегаем наиболее опасного для нас искусственного завышения продолжительности их жизни. Этому же помогает то обстоятельство, что в тех случаях, когда дата реальной смерти дворян остается неизвестной, мы считаем таковой дату их последнего упоминания в источнике, хотя, несомненно, многие из них, особенно более молодые, могли жить еще достаточно долго[636]. В результате мы неизбежно преувеличиваем частоту смерти в более молодых возрастах; преувеличиваем мы ее и для старших возрастов, хотя, видимо, менее существенно. В любом случае наши данные будут характеризовать заведомо преуменьшенную продолжительность жизни и заведомо преувеличенную частоту смертей.

Для определения абсолютной продолжительности жизни и абсолютного уровня смертности вся эта методика непригодна. Зато она позволяет решить другую немаловажную задачу — сопоставить эти показатели для разных исторических периодов — до чумного — с конца XII до середины XIV в. — и для кризисного: с середины XIV в. до конца XV в. Тем самым создается возможность уяснить тенденцию в изменении возраста смертности в течение этих двух периодов.

Результаты проделанных подсчетов обобщены в табл. 4.6. Судя по ним, частоты смерти в разных возрастах изменяются весьма значительно. До середины XIV в. смерть после 40 лет составляла немногим более половины всех случаев смерти взрослых (55,7 %), а смерть взрослых в более молодом возрасте, соответственно, составляла несколько менее половины всех случаев. В следующем периоде картина оказывается обратной: смерти молодых (до 40 лет) составляют около четверти всех смертей взрослых (27,6 %), тогда как смерть в старших возрастах (после 40 лет) достигает трех четвертей от общего числа. Нетрудно заметить, что эти данные решительно противоречат тезисам Ж. Минуа о большей уязвимости «молодых взрослых» в период чумных эпидемий во второй половине XIV и XV вв. и об изменении их численного соотношения со стариками в пользу этих последних[637]. Несмотря на то что наши подсчеты показывают заведомо преувеличенную частоту смерти в возрасте до 40 лет, она оказывается несравненно меньшей, чем в старших возрастах. Идея «вымывания» молодых взрослых в XIV–XV вв. форезскими данными опровергается.

Иначе обстоит дело с тезисом Б. Генэ, поддержанным Ж. Минуа, А. Дюбуа и др., об обширности слоя пожилых людей. Существенное увеличение в 1350–1500 гг. частоты смертей в старших возрастах по сравнению с предшествующим периодом (особенно после 60 лет — см. табл. 4.6, стлб. 8) говорит не только об уязвимости этих возрастных категорий. Оно в то же время косвенно свидетельствует об увеличении их относительной численности. Стариков стало действительно больше.

Смерть постоянно «прореживала» их ряды. Однако если раньше лишь очень немногие доживали до 60 или, тем более, до 70–80 лет, то теперь доля таковых явно выросла. Определить величину этой доли в возрастной пирамиде или тем более надежно рассчитать по форезским данным длительность предстоящей жизни, скажем, в 40- или 50-летнем возрасте не удается[638]. Но констатировать тенденцию к увеличению в XIV–XV вв. доли 50- и 60-летних есть немало оснований. Рост этой доли, видимо, не был настолько значительным, чтобы кардинально сократить долю более молодых[639]. Тем не менее игнорировать его не приходится.

Он подтверждается не только данными Минуа или судьбами форезских дворян. В 1422 г. в поголовной переписи всего населения Реймса, включившей даже временно проживавших крестьян из округи, данные по приходу Сен-Пьер сохранили сведения о возрасте 1311 человек (из 1365 переписанных). В их числе, как уже отмечалось, 59 % были в возрасте от 15 до 45 лет. Но и лица более старшего возраста охватывали 15,8 % населения, в том числе 50-летние, 60-летние и старше — 12,9 %, 60-летние и старше — 6,5 %[640]. Сходной была доля 50-летних в деревне Conas (Нижний Лангедок) в конце 30‑х годов XIV в.: судя по повторным крестьянским «декларациям», из числа 150 взрослых мужчин 16,6 % имели