Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Федор Леонидович Синицын
Следует, тем не менее, отметить, что к концу 1970-х гг. идеологи начали понимать отсутствие гарантированной эффективности СМИ[1016]. Л.И. Брежнев осознал, что советские люди стали критичнее, и их больше нельзя убедить с помощью стандартного набора слов. В 1978 г. он сетовал, что силы убеждения и информации, распространяемой в средствах массовой информации, часто уже не хватает[1017]. Партийные теоретики уяснили, что деятельность СМИ — это не механистическая конструкция («побудитель — ответ»), и начали видеть деятельность масс-медиа как процесс, который должен отличаться быстротой реакции на события, и где потребитель информации находится в центре внимания[1018].
Следует отметить, что некоторые трезвомыслящие идеологи понимали, что одной пропаганды без подкрепления ее реалиями жизни — мало, так как «успехи в идеологической работе во многом зависят от наших практических успехов в коммунистическом строительстве, в налаживании нового быта, повышении производительности труда, улучшении организации производства». Они выдвигали предложения по радикальной перестройке пропаганды. Так, автор статьи, обнаруженной в архиве Г.Л. Смирнова и датированной 1967 г., указывая на скудность информации и «лакировку» реалий в советских СМИ, предлагал обеспечить «правдивость» пропаганды как «необходимое условие активности и сознательности масс, их способности мобилизовать усилия на преодоление трудностей»[1019]. Фактически это подразумевало прекращение цензуры новостной информации.
В статье предлагалось прекратить информационную «изоляцию» советского населения от Запада. В ней не было смысла, так как культурные, экономические и иные контакты с капстранами не обязательно причиняли ущерб советской идеологии, а вот «изоляционистская позиция» как раз вела «к задержке… технического и научного прогресса» СССР[1020] (действительно, страна остро нуждалась в экономическом и прочем сотрудничестве с Западом). Однако такие предложения не были реализованы, так как настолько глубинная перестройка пропаганды и идеологической работы властями не предполагалась.
Конечно, некоторые меры по улучшению системы пропаганды и «политического образования» были реализованы — так, в конце 1970-х гг. в советских СМИ была усилена дифференциация подачи информации для разных целевых групп[1021]. Однако этого было недостаточно для кардинального улучшения системы.
Введенные ранее новации имели низкую эффективность. Повышение информированности партийных пропагандистов в виде рассылки в парторганизации «закрытых» бюллетеней было недостаточным, так как пропагандисты и далее продолжали жаловаться на дефицит информации (не говоря уже про «обычных» партийцев). Доступ к этим бюллетеням имела только малая часть членов КПСС, а беспартийное большинство населения страны вообще оставалось «за бортом». Введенное моральное поощрение пропагандистов не было способно существенно подстегнуть их работу (без «материального» подкрепления). Вовлечение представителей интеллигенции в систему пропаганды имело высокие показатели «на бумаге», однако, принимая во внимание «показуху» и очковтирательство, свойственные этой системе, глубина и искренность участия всех этих людей вызывает большое сомнение. Воздействие западных публикаций, положительно оценивающих советскую систему, не было эффективным в условиях роста недоверия советской пропаганде и наличия альтернативной информации из-за рубежа, достигавшей население СССР через радио, «тамиздат» и пр. Опубликованные в советских СМИ статьи и репортажи зарубежных авторов могли рассматриваться людьми, скорее как часть не западной, а советской пропаганды.
Характерное для этого периода усиление «публичности» властей СССР (показ съездов партии, встреч с иностранными лидерами и пр.) сыграло и негативную роль. Граждане СССР начали регулярно наблюдать и оценивать руководство страны разных уровней, начиная с самого высшего, на экране телевизора[1022], что в условиях старения и явного нездоровья советских лидеров, включая в первую очередь самого Л.И. Брежнева, нанесло удар по авторитету власти.
Идеологи демонстрировали недостаточное понимание важности для людей актуальной и правдивой информации. В марте 1969 г. В.И. Степаков, выступая на совещании идеологических работников, на вопрос, почему «за рубежом информация быстрее дается, чем наша, у нас информация о событиях за рубежом опаздывает», ответил, что это происходит «по разным причинам. Иногда молчание бывает более полезным. И у нас есть друзья за рубежом, с которыми нам приходится советоваться» (имелись в виду компартии). Степаков отметил «неоперативность, неповоротливость» советских СМИ, однако заявил, что в некоторых случаях информацию и «нельзя давать в открытой форме»[1023], т. е. признал, что замалчивание было целенаправленной политикой властей СССР.
На совещании у Л.И. Брежнева в феврале 1971 г. Г.Л. Смирнов отметил, что у советских средств массовой информации есть недостатки в оперативности освещения «горячих» событий: «Если речь идет о разбившемся самолете или о стихийном бедствии, мы даем информацию в течение недели или двух». Однако он считал это лишь «недоработкой»[1024], а не системной проблемой. Понимание этой проблемы проявлял и Л.И. Брежнев, который в том же году восхищался тем, «как быстро действуют американское и английское радио, боннское радио на своего обывателя… Он только проснулся, а ему уже говорят, в Ленинграде арестовали евреев, антисионистскую[1025] кампанию нужно поднять. И сразу волна, все газеты подхватили». Советский лидер сетовал, что в СССР совсем не так: «Наши об этом говорят через 3 дня… Ничего живого, протокольные сведения»[1026]. Действительно, в капстранах средства массовой информации боролись за получение актуальной информации, чтобы опубликовать ее первыми и выиграть конкурентную борьбу с другими СМИ, тогда как их советские коллеги практиковали другой подход, не соответствовавший нуждам времени. Тем не менее Брежнев, понимая это, не сделал ничего для кардинального изменения ситуации.
Абсурдным обстоятельством является сочетание запаздывания и сокрытия актуальной информации в советских СМИ с общим огромным объемом информации, которая в них публиковалась: все эти объемы характеризовались, как отмечал Б.А. Грушин, «чрезвычайной содержательной неполнотой, чтобы не сказать поразительной ограниченностью, непомерной бедностью»[1027]. В ходе правления Л.И. Брежнева в содержании газет, журналов, радио- и телепередач стали еще более явными умалчивание о деформациях и противоречиях в жизни общества, некритичное отражение советской действительности, а также парадность (широко освещались различные юбилейные даты и подготовка к ним)[1028]. Происходила подмена реально необходимой людям информации другой — пустой и ненужной, причем в огромных объемах. Относительно событий за рубежом советская печать, транслировавшая официальную точку зрения, демонстрировала, как правило, осторожность и «идеологическую выдержанность» в трактовке и изложении событий[1029], в чем проявлялось и свойственное для брежневского руководства «балансирование» в острых вопросах, и замалчивание актуальной информации.
Госдепартамент США уже в 1969 г. отмечал «пропасть между реальностью и уверениями официальной пропаганды» в СССР[1030]. Советологи подметили и такой важный момент — «иногда сокрытие информации о проблемах представляло ситуацию хуже, чем она есть на самом деле», так как замалчивание порождало негативные,
