Джон Мэн - Чингисхан
Переправившись через Желтую реку, монголы подошли к Иньчуаню с юго-востока, откуда Аша ожидал их меньше все го - со стороны, противоположной той, которую он назвал в своем дерзком ответе Чингису.
Этого было достаточно, чтобы наполнить смертельным страхом сердце любого правителя, что, по-видимому, и по лучилось. Бездарный император Сяньцзун умер, и чаша с ядом царствования перешла к его родственнику, еще одному представителю клана Веймин, которого также звали Сянь. Его правление было настолько мимолетным, а то, что после довало за ним, столь ужасным, что он лишь мелькнул виде нием на страницах истории.
243
ДЖОН МЭН
ЧИНГИСХАН
В ноябре монголы окружили Лиу (Линчжоу, как его тогда называли тангуты, или Теремджи - Угрожающий, как его на зывали монголы), что расположен всего в 30 километрах к югу от Иньчуаня. Только теперь тангуты предприняли актив ные действия. Лиу, подобно Иньчуаню, снабжался водой по обширной системе каналов. Большую часть года это была хо рошая оборонительная система. Но стояла зима, и каналы, и сама река покрылись твердым льдом. Тангутская армия шла с противоположного берега. Монголы сняли осаду, перешли реку по льду, атаковали, разгромили растерявшихся тангутов, а затем снова вернулись к осаде. Никаких подробностей об этом сражении не сохранилось, но можно предположить, что обе стороны понимали, что с тангутами покончено.
Лиу пал в декабре. Единственной сохранившейся деталью этого эпизода было то, что бурно торжествовавшую армию поразила какая-то инфекционная болезнь, то ли тиф, то ли дизентерия. Нам это известно, так как ученый муж и импера торский советник Чу Цзай, возвращавшийся из Централь ной Азии, был свидетелем разграбления города и охватившей монголов эпидемии и принимал меры, чтобы сдержать и то и другое. В то время как все монгольские командиры со перничали между собой, хватая детей, женщин и ценности, Его Превосходительство (Чу Цзай) взял только несколько книг и два верблюжьих вьюка с ревенем, которым пользовал заразившихся воинов. Это очень странная деталь. Наверное, ревень помогал молодым воинам, не получавшим свежей пищи, другого объяснения не вижу.
Теперь, когда одно войско осаждало Иньчуань, другое должно было не только покончить с городами поменьше на востоке и на юге, но и начать реализацию гораздо более ши рокого плана, имевшего целью нейтрализацию Цзинь. Про должая в Си Ся очищать захваченные территории и осаду Иньчуаня, Чингис, теперь вместе с Субадаем, двинул войска на юг и на запад, через 100 километров перейдя границу Цзинь. Таким маневром он перерезал узкий, шириной около 150 километров, язык Западного Цзинь, территории, покры вавшей теперешние китайские провинции Нинся и Гансу,
чтобы помешать войскам Цзинь соединиться с их союзника ми тангутами и подготовить завоевание главной территории собственно Цзинь. Для этого Субадай перевалил через север ные отроги гор Люпань, пройдя за февраль и март, если счи тать по прямой, 450 километров или что-нибудь вдвое больше, если учесть, что по прямой он пройти не мог, так как должен был совершать зигзаги от города к городу, — поразительный результат для войска, которое уже больше года вело непрерывные боевые действия. Субадай отметил успех посылкой 5000 коней в подарок своему повелителю и господину.
Чингис же двинулся на юг и таким образом вышел или, по крайней мере, приблизился к еще одному удивительному па мятнику, говорившему ему о том таинственном мире, до ко торого теперь, казалось, рукой подать.
Маршрут армии Чингиса следовал течению реки Цин Шуй. На первый взгляд долина реки выглядит очень привлекательно, плоской и ровной. На самом же деле толстый слой чернозема пересекается оврагами, промытыми потоками, стекающими с гор Люпань на запад и на восток с гор Шан и Луо. Вероятными тогда были деревянные мосты, а поскольку дело было летом, то сама Цин Шуй походила на ручей с затвердев шим под солнцем дном по краям, над которым высились кру тые берега. Но шли они по руслу реки или по дороге, фургоны и осадные орудия двигаться быстро не могли. Отряды конни ков, конечно, ничто не сдерживало, и они могли свободно ска кать впереди колонны или в стороны, чтобы разведывать луч шую дорогу, искать продовольствие или находить вражеские отряды. Так что Чингису докладывали о том, что делается за 20 километров впереди по извилистой дороге, цеплявшейся за обрывистые берега реки Сы Коу («Вход в Храм»), которая впадает в Цин Шуи в пыльном городишке Саньюн.
Следуя повороту дороги, петляющей по неровным пластам красного песчаника, вы увидите утес, испещренный щелями, как пчелиные соты. Их больше сотни — все это кельи буддий ских монахов еще VI века, соединенные до головокружения
244
245
ДЖОН МЭН
Ч И Н Г И С X Л Н
крутыми, высеченными в скале лестницами. Это Сюмишань, «Гора Сокровищ». Когда-то это было удивительнейшее место для тех, кто искал просвещения, — уединенное, суровое, но красивое, с видами на красные и зеленые овраги, промытые в песчанике, и на украшенное островками травы нагорье. Сей час там нет монахов, лишь пара дряхлых сторожей с золотыми зубами и в очках, скрепленных массивными прищепками. Ска лы изъедены закрученными корнями кривых сосен и покры ты шрамами, оставленными ножами школьников. Если дух Сюмишань обладает силой наказывать любителей оставлять граффити, то Ван Юцзинь и Гу Ицзин, в числе прочих, в своем последующем перевоплощении будут жуками.
А сила тут чувствуется. Она маячит за выступом скалы в форме Будды, бережно хранимого камнем, из которого она высечена. Полуприкрытые глаза Будды и строгие складки его одеяния олицетворяют традиционный образ покоя и просвещения. Но подлинное впечатление создают сами размеры статуи. Несмотря на то что Будда изображен сидящим, его высота 20,7 метра. Джордж Бернард Шоу однажды так оп ределил, что такое чудо — это что-то, порождающее веру, и долгие века этот изваянный в скале гигант, должно быть, тво рил для преисполненных благоговения новообращенных именно такое чудо. Он мог бы творить это чудо и сегодня, если бы к нему приходили новообращенные, потому что пережил много большее, чем разрушения, нанесенные временем и по годой. В1960-х годах во время культурной революции красно гвардейцы, помешанные на разрушении, отбили ему ноги, а потом уже не могли ничего больше сделать с ним. Сейчас он отремонтирован, ноги отлиты в бетоне, и он сидит, устремив взор поверх горного кряжа, как сидел последние 1400 лет.
Перед лицом такого колоссального утверждения веры скептицизм отступает, и ему на смену приходит смирение. За два юаня сторож, который был буддистом не больше, чем я, зажег шесть палочек благовоний, ударом деревянного мо лотка заставил погудеть серебряный сосуд с множеством отверстий по бокам и пробубнил для нас молитву. Мы с Джор- гитом склонили головы.
Мне нравится думать, что Чингис чувствовал нечто подоб ное, когда проходил этим же путем весной 1227 года, хотя и по другой причине. Он шел, чтобы оборвать целую линию цар ской династии, чьи величественные гробницы вскоре опусто шат и разрушат, и они останутся стоять напоминанием буду щим поколениям о бесславном конце этого царского дома. Перед его глазами возвышалось нечто, созданное верой и величайшим мастерством, нечто такое, чему поклонялись века ми и еще будут поклоняться многие и многие столетия. К это му моменту два в высшей степени неудачные падения, тяжелая простуда и груз оставшихся за спиной лет — все это наводило на мысли о том, что он смертен. Мне кажется, что Чингис тогда раздумывал о том, что будут говорить о нем после его смерти, и надеялся запомниться чем-то великим, не только горами трупов и пепелищами городов. Чем? Для любого настоящего ко чевника памятники и монументы ничто, заметил Джоргит, прислушиваясь к монотонному напеву молитвы, который, как нетрудно было представить себе, мог бы доноситься из забро шенного монастыря Сюмишань. Храмы и гробницы не заме тишь, как без следа рассыпаются в прах. Но заставь поклонять ся себе, и будешь вечно жить в сердцах и умах людей.
Через несколько недель, наблюдая за осадой Лонде, Чингис пришел к выводу, что Иньчуань, столица Си Ся, должно быть, готова сдаться. Он послал на переговоры своего военачаль- ника-тангута Цагаана. Тот установил, что за шесть месяцев голод и болезни сделали свое дело и Сянь готов капитулировать. Император сказал, что ему только нужен месяц отсроч ки, чтобы собрать достойные подарки. Сянь, просидевший на троне какие-то несколько недель, наверное, рассчитывал на известную снисходительность победителей и надеялся на долгие годы сохранить власть, оставаясь вассалом монголов. Ни того ни другого Чингис и не думал ему давать. Не думал он и показывать свои истинные намерения, которые не меня лись в отношении всех, кто оказывал ему сопротивление, а уж тем более в отношении народа, дважды обманувшего его, об
