Советская ведомственность - Коллектив авторов
Подробнее остановимся на используемом мной подходе Александра Бикбова, который первым осуществил исследование сетки понятий советского социального и политического языка[579]. Бикбов спорил с популярным представлением[580], что советский и особенно позднесоветский язык невозможно воспринимать содержательно, так как это словесная эквилибристика обоснований гирляндами цитат и концепций текущих интересов Советского государства. С его точки зрения, для отслеживания трендов движения советских понятий их нужно рассматривать не поодиночке, а как своего рода силовое поле, в котором каждое из понятий связано с несколькими другими и образует семантический узел. Таким образом, каждое историческое понятие, в том числе и советское, – это ассоциативный ряд, который в ходе исторического развития плавно переходил от исходного значения к родственному и вплоть до противоположного. История понятия для Бикбова становилась сменой силовых полей в языке и сменой понятийных узлов в силовых полях. По этой смене мы можем судить о переменах уже не только в языке, но и в обществе.
Бикбов отмечал, что вместе с оттепелью и критикой культа личности Сталина в советском языке происходил семантический сдвиг. Будучи ориентированным на поиск врага и мобилизацию, язык классовой борьбы постепенно сходил на нет, сменяясь доктриной мирного сосуществования. Противостояние с капиталистическим миром на дискурсивном уровне было переведено в основном в плоскость экономических достижений, одним из критериев которых было личное потребление на душу населения. Этот критерий открыл молодой советской социологии дорогу к изучению социалистической личности, ее труда, досуга и быта, а заново институционализированной советской психологии позволил заняться вопросами формирования личности при социализме. Такие либерально настроенные молодые социологи, как И. Кон, В. Ядов, А. Здравомыслов, формировались как исследователи, разрабатывая проблемное поле социалистической личности.
Легализация наук, ставящих в фокус своего внимания личность, сопровождалась, как писал Бикбов, дискурсивным отступлением формулы советских классов – рабочего класса, колхозного крестьянства и межклассовой прослойки интеллигенции[581]. Эта формула продолжала быть в ходу, но аналитически она, видимо, уже мало удовлетворяла советских лидеров. В 1930–1940‑х годах сталинской Коммунистической партии, чтобы разбираться в обществе и его понимать, было достаточно классово ориентированной исторической науки, в то время как постсталинское руководство уже посчитало нужным усложнить картину мира социологией и психологией. То есть признало, что в советском обществе происходило что-то помимо партийных программ и законов исторического материализма и это «что-то» нужно было специальным образом изучать.
В этой связи обратим внимание, что во втором издании Большой советской энциклопедии (1950–1958) коллектив – это уже «объединение лиц, связанных совместной работой, общими интересами и целями»[582]. Точно такое же определение дал Словарь современного русского литературного языка, изданный в 1956 году[583]. Вторым значением он обозначал людей, связанных совместной работой в одной организации. В этих определениях исчезала интерпелляция государства. Коллектив превращался в социальный феномен людей, объединенных преимущественно трудом и организационной принадлежностью.
Ил. 1. Кадр из фильма «Премия» (1974): запечатлено заседание парткома строительного треста, на котором идет обсуждение плана и премий коллективу. Режиссер-постановщик – Сергей Микаэлян, главный оператор – Владимир Чумак
Хархордин отмечал, что Хрущев, апеллируя к ленинским нормам, начал кампанию по коллективизации жизни, которая продолжалась до середины 1960‑х годов и должна была возродить в советских людях энтузиазм времен революции и «военного коммунизма»[584]. В числе хрущевских преобразований можно назвать коллективизацию премиальной части зарплат (размер индивидуальной премии рабочего стал зависеть от коллективного выполнения плана), коллективные собрания с целью порицания прогульщиков и лентяев, товарищеские суды по месту работы и месту жительства, а также систему добровольных народных дружин. После 1964 года практики хрущевского коллективистского наступления остались, но рутинизировались и обрели характер общественной нормы. Для нашего исследования важно, что на языковом и понятийном уровне они, кажется, не оставили особых следов. Это указывал и Бикбов, для которого основной новацией оттепельного семантического сдвига была реабилитация понятия личности, а коллектив выступал как консервативная дополнительная лексема в дихотомии личность–коллектив.
Использование в научных и идеологических работах лексемы «личность» имплицитно подрывало официальное представление о советском обществе как о все еще классовом обществе, хотя эти классы и находились в политическом союзе. Поскольку возможно было говорить о социалистической личности вообще, то подразумевалось, что советское общество более-менее гомогенно и не нуждалось в дальнейшей дифференциации. При этом 1960–1970‑е годы – это время расцвета советских «конкретных» социологических исследований, в которых общество в технических целях неограниченно дифференцировалось на почти бесчисленные отраслевые и профессиональные группы[585]. Допустимость и возможность безграничной дифференциации подчеркивали однородность советского общества в смысле «истинных» историко-материалистических классовых форм. Конституция 1977 года выразила эту однородность в политической формуле единого советского народа.
Похожим на социологию образом дело обстояло и в позднесоветской психологии. У последней было два корня: теоретический деятельностный подход Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева и более практическая школа, ориентированная на вопросы педагогики и дефектологии (для удобства можно связать ее с именем глорифицированного к тому времени Макаренко). Если первое направление было серьезно погружено в философскую проблематику и работало, например, с вопросами происхождения мышления, то второе сосредоточивалось на непосредственном воспитании человека и в этом смысле смыкалось с идеологическими задачами советской системы.
Ил. 2. Кадр из диафильма «Трудовые коллективы» (1983). Автор фильма – Н. Орлова, художник-оформитель – Е. Лехт. Источник: https://diafilmy.su/1387-trudovye-kollektivy.html
В 1960–1970‑х годах, когда советская психология также обратилась к тематике личности, удачной идеей, способной объединить теоретическую глубину деятельностного подхода с практическими задачами педагогики и инженерной психологии, стала концепция малых групп как кузниц личности. В этом направлении развивалось поле советской социальной психологии в лице Б. Г. Ананьева, Г. М. Андреевой, А. А. Бодалева, А. В. Петровского. Наконец, в 1979 году группа психологов под руководством А. В. Петровского разработала «стратометрическую концепцию коллектива»[586], которая была оценена в советской науке как прорыв. Петровский и его коллеги полагали, что каждый коллектив имел многослойную структуру, которая состояла из нескольких слоев или страт взаимодействия. Ядром коллектива являлась общая деятельность,
