Последний бой чешского льва. Политический кризис в Чехии в первой четверти XVII и начало Тридцатилетней войны - Александр Станиславович Левченков
Не оправдались надежды, которые чешские сословия и из пфальцские союзники возлагали на главного противника Габсбургов в Западной Европе – Нидерланды. Генеральные Штаты и лично Мориц Оранский получили сообщения о том, что произошло в Праге, уже 11 июня 1618 г[309]. Примерно в это же время до них дошла первая «Апология» восставших. Непосредственно с просьбой о помощи против императорских войск чехи через пфальцских дипломатов обратились к Соединенным Провинциям 20 сентября 1618 г[310]. Однако согласия Генеральных Штатов пришлось ждать больше полугода.
Осторожная позиция Нидерландов по отношению к восставшим отчасти объяснялась не слишком успешной внешней политикой в предшествующий период. В течение девяти лет, прошедших с момента заключения Двенадцатилетнего перемирия с Испанией, Соединенные Провинции прилагали большие усилия по формированию антигабсбургской коалиции. В ход шли как дипломатическое посредничество, так и активная военная помощь. К примеру, в 1615 г. Нидерланды пытались помочь заключить мир между Швецией и Московским государством, в 1616 г. Генеральные Штаты одобрили соглашение об оказании военной поддержки савойскому герцогу, а в 1617 г. голландцы послали Венеции, конфликтующей с испанцами, 12 военных кораблей и 3000 солдат[311]. Все эти усилия, несмотря на затраты, не дали ощутимых результатов. Наученные неудачным опытом, Генеральные Штаты долгое время сомневались в целесообразности предоставления чехам значительной помощи.
Значительную роль в политике Нидерландов по отношению к чешскому восстанию сыграла позиция Англии. Группировка оранжистов считала своим главным союзником именно Якова I. Уклончивое поведение английского короля, а впоследствии откровенное нежелание помогать чешским сословиям оказали большое влияние напозицию нидерландских политиков. Отношения восставших и Нидерландов значительно усложнялись из-за отсутствия до восстания прочных дипломатических контактов. Среди вождей чешских протестантских сословий единственным человеком, имевшим отлаженные связи с голландскими политиками, был Альбрехт Ян Смиржицкий. Однако он скончался 13 ноября 1618 г[312]. Поэтому директории приходилось поручать ведение переговоров с Соединенными Провинциями пфальцским дипломатам, таким как Кристоф Донин, Френк и Элиаш Росин из Яворника. Хотя Мориц Оранский был не против сближения Пфальца и Чехии, большинство членов Генеральных Штатов не одобряло тесные связи восставших с двором пфальцграфа[313].
Наконец, еще одним неблагоприятным для чехов фактором было то, что главный сторонник активного противостояния габсбургскому гегемонизму в Западной и Центральной Европе – Мориц Оранский, в 1618 г. был всецело поглощен напряженной борьбой со своим внутриполитическим оппонентом и сторонником нормализации отношений с Испанией по французскому образцу Яном Олденбарнефельдом. В конце сентября 1618 г. в Нидерландах был совершен переворот, в результате которого Олденбарнефельда арестовали и обвинили в государственной измене. Однако до весны 1619 года Мориц Оранский, поглощенный процессом против своего опасного противника, не мог полностью контролировать политику Нидерландов.
Лишь 18 мая 1619 г., после того как основной оппонент Морица Оранского Олденбарнефельд был казнен, Генеральные Штаты приняли решение об оказании Чехии реальной помощи. Согласно их постановлению, Нидерланды обещали выплачивать чешским сословиям ежемесячно пятьдесят тысяч золотых в течение восьми месяцев[314]. Но эта поддержка оказалась нерегулярной и по своим масштабам не шла ни в какое сравнение с помощью, получаемой империей от ее союзников.
Внутриполитическая жизнь Вены в первые месяцы после пражской дефенестрации характеризовалась обострением противостояния Клесла и партии Фердинанда Штирийского, поддерживаемого верховным канцлером Зденеком из Лобковиц. Момент для устранения кардинала был как нельзя более удобным. После дефенестрации Клесл и сам испытал разочарование в результатах своей политики, направленной на обеспечение мирного сосуществования протестантов и католиков в наследственных землях Габсбургов для консолидации общества перед лицом турецкой угрозы. В частности, в середине июня 1618 г. в докладной записке, посвященной событиям в Богемии, он характеризовал поведение сословий как нарушение установленного Богом порядка на земле и советовал предпринять самые жесткие меры против мятежников[315]. Вместе с тем, Клесл настаивал на переговорах с восставшими[316].
Важнейшим фактором, который способствовал тому, что еще в течение нескольких месяцев примирительная политика кардинала продолжала пользоваться определенным влиянием при дворе и поддержкой Матиаса, было отсутствие у австрийских Габсбургов достаточных финансовых средств и войск для ведения борьбы. Поэтому в июне 1618 г. Матиас в Патенте и Мандате чешским сословиям выражал согласие на подтверждение всех сословных привилегий и свобод при условии разоружения восставших и прекращения волнений. Хотя, скорее всего, в Вене с самого начала понимали, что это требование не могло быть принято в Праге, император охотно принимал предложения о посредничестве, которые практически с начала восстания стали приходить от немецких князей, в частности, от курфюрстов саксонского и пфальцского.
Вместе с тем, с самого начала восстания определилось главное направление внешнеполитических усилий Вены, направленное на получение большой военной и финансовой поддержки от союзников и максимальную консолидацию габсбургско-католического лагеря. Испанская политика сыграла большую роль в решении судьбы чешского восстания. Без активной поддержки Мадрида Матиас, а затем Фердинанд II вряд ли смогли бы справиться с войной в наследственных землях. В самой политике Испании в это время происходили серьезные перемены, которые оказались в результате благоприятными для австрийских Габсбургов. Современная историография, посвященная данному вопросу, достаточно четко описывает этот поворот во внешнеполитической доктрине Испании[317].
Во-первых, по мере приближения окончания срока перемирия с Нидерландами Филипп III во внешней политике все больше ориентировался на своих союзников в Центральной