Последний бой чешского льва. Политический кризис в Чехии в первой четверти XVII и начало Тридцатилетней войны - Александр Станиславович Левченков
Знчительных успехов габсбургская дипломатия с начала восстания добилась в отношениях с Францией. Хотя на Париж возлагали большие надежды и чешская директория, и пфальцские дипломаты, которые ожидали от внешнеполитического курса Людовика XIII преемственности с политикой Генриха IV, французские власти не оправдали надежды. Известный французский историк Виктор Тапье справедливо отмечал, что в начале Тридцатилетней войны Франция выглядела несколько странно, заняв позицию, благоприятствующую австрийскому дому, и приложила максимум усилий для нейтрализации протестантской Германии в то самое время, когда, казалось, можно было нанести сокрушительный удар по Габсбургам[331].
Нельзя сказать, чтобы Чехия не имела оснований надеяться на поддержку Франции. Старые министры Генриха IV, такие как Виллеруа и Пвизье, занимали в рассматриваемый период видные посты на дипломатической службе и были склонны продолжать проводимый большую часть правления покойного короля курс на противостояние Испании. Тесные связи с протестантской Германией поддерживали многие дворяне, находившиеся в оппозиции к Людовику XIII[332]. К тому же один из них, герцог Бульонский, по матери был родственником Фридриха Пфальцского. Укреплению связей между официальным Парижем и немецкими князьями способствовали многочисленные займы, которые в свое время брал Генрих Наварский, еще не ставший Генрихом IV[333]. Кроме того, Франция считала традиционно своей сферой интересов Протестантскую Унию, поддерживая ее как противовес Габсбургам в Германии.
Однако основной целью французской политики в рассматриваемый период было не допустить эскалации напряжения в Европе и большой войны. Это было невыгодно Парижу, в первую очередь, из-за неготовности к крупномасштабным военным действиям по причине нестабильной обстановки внутри страны. Борьба группировок при французском дворе часто выливалась в вооруженные конфликты, очень похожие на военные действия. Особенно большую опасность представляли периодические мятежи королевы-матери, Марии Медичи. Один из них, прозванный «войной матери и сына», произошел как раз в 1620 г[334].
В определенном смысле борьба протестантских сословий с королем в Чехии напоминала парижскому двору проблемы внутренней жизни собственного государства. Нантский эдикт 1598 г., хотя и урегулировал отдельные аспекты отношений между католиками и протестантами, законодательно закрепил религиозный раскол французского общества. Гугеноты, до 1629 г. имеющие свою вооруженную организацию на юге Франции, представляли большую угрозу для монархии, являясь очагом постоянных волнений. В связи с этим большим влиянием в стране пользовалась партия так называемых «добрых французов», многие из которых в прошлом были легистами. Они требовали отмены Нантского эдикта и уничтожения еретиков-протестантов. Эту партию поддерживали сама Мария Медичи, наследник трона Гастон Орлеанский (таковым он оставался вплоть до 1637 г., когда родился будущий Людовик XIV), семейство Мариаков (Мишель Мариак занимал должность хранителя печати) и многие другие политики и придворные[335]. Согласно своим религиозным и политическим убеждениям эта партия ориентировалась на Испанию. Людовик XIII и сам находился под большим влиянием испанской дипломатии. Последней накануне Тридцатилетней войны удалось добиться заключения ряда династических браков между французской королевской семьей и Габсбургами. В 1615 г. Людовик XIII обручился с инфантой Анной Австрийской. Тогда же состоялась свадьба испанского наследника Филиппа (IV) и французской инфанты. К испанской партии принадлежали королевские фавориты – Кончини, а с 1617 г. де Люинь.
Под влиянием всех этих факторов Париж проигнорировал посланные Людовику XIII Апологии, как первую, так и вторую. Франция не послала своего представителя в Прагу, выразив, таким образом, свое непризнание директории. Наоборот, в Вену по распоряжению Пвизье отправился дипломат Боги, которому поручалось поддерживать постоянные контакты с Габсбургами и подробно докладывать о развитии событий[336]. Габсбургские дипломаты при французском дворе даже обсуждали возможность выступления Людовика XIII на стороне императора.
О переговорах стало известно и руководителям восставших. В частности, в конце 1618 г. серьезную озабоченность недружелюбным поведением французов выражал граф Турн[337].
Благоприятная для Вены внешнеполитическая коньюнктура, в первую очередь, начало оказания широкомасштабной поддержки императору со стороны Испании и Рима, привело к тому, что во второй половине июля по требованию Фердинанда Штирийского сместили кардинала Клесла. С этого момента определяющее влияние на внешнюю политику оказывала радикальная партия Фердинанда Штирийского.
Однако мирные инициативы продолжали играть определенную роль в политике Вене как средство оттягивания времени, поскольку войск и денег у австрийских Габсбургов катастрофически не хватало в течение всего 1618 г. В августе 1618 г. императору и Фердинанду Штирийскому удалось с трудом собрать 12 тысяч копейщиков и мушкетеров, а также один аркебузерный полк. Вскоре после этого были обмундированы еще четыре тысячи рейтар, к ним добавили несколько тысяч венгерских кавалеристов[338]. Кроме того, удалось собрать несколько тысяч человек немецкого ополчения, однако их боеспособность была весьма сомнительной. Этих сил оказалось мало, чтобы вести активные наступательные действия, но, с учетом того, что сословная армия в августе 1618 г. также насчитывала немногим более 12 тысяч человек, был, по крайней мере, обеспечен паритет в численности.
Кроме того, мирные инициативы преследовали и другие цели. В частности, они служили доказательством миролюбивой политики Габсбургов по отношению к Чехии для крупных европейских государств, таких как Франция и Англия, нейтралитет которых был жизненно важен для Вены. Наконец, общий миролюбивый фон отношений между Веной и Прагой должен был содействовать дружественному Габсбургам нейтралитету Моравии. В реальности стремление Вены подавить мятеж в Чехии военными силами было окончательным. В чешскую директорию постоянно приходили тревожные сообщения, указывающие на то, что согласие Габсбургов на переговоры является не чем иным как прикрытием военных приготовлений и ожидания помощи от Испании, Католической лиги, Польши и Франции. Со своей стороны, директория с успехом использовала эти сведения для обоснования перед протестантскими сословиями неизбежности войны и вытекающей отсюда необходимости увеличить финансирование.
Боевые действия между восставшими и императором были начаты уже во второй половине июня 1618 г., хотя к ним не были полностью готовы ни чехи, ни Матиас. Первые столкновения были спровоцированы жителями чешских городов, не желающих связывать свою судьбу с восстанием. Руководству восставших было ясно, что в случае войны исход ее будет решаться не в Праге, а на полях сражений. Поэтому директория изначально поставила задачу взять под контроль территорию всей Богемии. Важнейшим средством достижения этой цели, наряду с созданием боеспособной армии, было занятие городов и крепостей. Однако позиция части горожан, выступающих против войны с императором, а подчас даже на стороне последнего, создала для восставших дополнительные трудности.
В ряде городов, где уже в июне 1618 г. наблюдались выступления противников восстания, директория смогла в зародыше подавить очаги сопротивления. В частности, в