Последний бой чешского льва. Политический кризис в Чехии в первой четверти XVII и начало Тридцатилетней войны - Александр Станиславович Левченков
Во-вторых, при дворе Филиппа III все большей популярностью начинал пользоваться курс на силовые варианты решения внешнеполитических проблем. Конечно, это не означало, что Мадрид отказывался от дипломатии. Однако, по мнению противников Лермы, его стремление выстроить систему династических браков и договоров не могло само по себе поддерживать могущество империи. Принцип Лермы, выраженный словами «требуется большая осторожность», стал отходить на второй план. Двор испанского короля перестал избегать войны со своими врагами. Наоборот, Мадрид стал активно к ней готовиться. С начала 1618 г. испанские политики и военные стали обсуждать вопрос о продолжении военных действий против Нидерландов после окончания Двенадцатилетнего перемирия.
Зуньига являлся одним из последовательных приверженцев нового курса. По прошествии нескольких дней после назначения королем на новую должность королевский советник в разговоре с генуэзским послом обрисовал свое понимание политических задач, стоящих перед Испанией. По его мнению, главной целью монархии являлось «восстановление государства в том виде, в каком оно существовало при Филиппе II, а также необходимость избежать большого количества заблуждений, характерных для последних лет»[318]. Под этими ошибками подразумевалась слишком мягкая политика Лермы. Убежденный в необходимости спасти габсбургскую империю от растущей угрозы со стороны усиливающихся противников в том числе и военными средствами, Зуньига приложил максимум усилий для организации вторжения испанских войск в Чехию и в Германию в начальный период Тридцатилетней войны.
Испанская монархия на момент начала восстания переживала серьезный экономический кризис, что должно было напрямую сказаться на возможности Филиппа III помогать своим родственникам в Центральной Европе. С каждым годом сокращались доходы от владений в Новом Свете. Если в конце XVI века Испания получала от американских колоний ежегодно порядка 2 млн. дукатов, то с 1614 г. эта цифра составляла не более 1 млн., а в 1621 г. – и вовсе 800 тысяч дукатов[319]. Кастилию в связи со стагнацией производства и падением уровня жизни охватил демографический кризис[320].
Но, несмотря на все это, Испания являлась пока самой мощной в военном плане державой в тогдашнем мире. Самое главное – испанские короли со времен Филиппа II готовы тратить огромные средства на содержание армии. К примеру, в 1590-х гг., к концу его царствования, Испания имела около 200 тыс. солдат, в то время как Франция содержала лишь 80 тыс., Англия – 30 тыс., а Нидерланды и вовсе 20 тыс. солдат[321]. При герцоге Лерме военные расходы сократились, однако к концу 1610– х гг. вновь серьезно выросли. Как свидетельствует статистика, в разгар Тридцатилетней войны, в 1630-х гг., пиренейская монархия выставляла до 300 тыс. солдат, в то время как наиболее сильная в военном отношении после нее Франция могла позволить себе содержать только половину от этого числа[322].
Эти два фактора – сохранение и усиление, невзирая на кризис, военной мощи Испании, а также поворот во внешнеполитическом курсе Мадрида в сторону более воинственной политики, определили масштабы военной помощи монархии Филиппа II империи австрийских Габсбургов во время «чешской войны». Немаловажную роль сыграло также устранение благодаря договору Онъяты территориальных и наследственных споров между двумя ветвями габсбургского дома, что способствовало установлению большего доверия между Мадридом и Веной к 1618 г.
После начала восстания в Мадриде встал вопрос не о том, помогать или не помогать Матиасу, как это было во время династического кризиса между Рудольфом II и его братом. Обсуждались масштабы военной и финансовой поддержки, которую можно было оказать императору. Наиболее твердую позицию в этом вопросе занял Зуньига, считающий необходимым любой ценой помочь австрийским Габсбургам справиться с восстанием. Во время дискуссий на эту тему он неустанно подчеркивал, что «Чехия – сердце империи, могущество австрийских Габсбургов опирается на ее земли и налоги, и голос ее короля решает выборы императора»[323].
Уже в середине июня 1618 г. при дворе Филиппа III было принято решение об оказании помощи австрийским Габсбургам, чтобы не допустить еще более серьезного ухудшения обстановки в Центральной Европе[324]. Правда, призыв к активной поддержке Вены столкнулся с оппозицией в лице герцога Лермы, пока еще имеющего определенное влияние. Однако известия о неудачах императорских войск в Богемии, отказе помогать Матиасу со стороны венгерских, австрийских и моравских сословий доказывали правоту противников королевского фаворита, быстро теряющего свое влияние. Осенью 1618 г. Лерма был окончательно отстранен от всех дел по управлению государством. После этого помощь империи, в соответствии с политикой Зуньиги, начала оказываться незамедлительно. В ноябре 1618 г. Зуньига предоставил Матиасу первую крупную сумму в размере 300 тыс. эскудо на военные нужды[325].
Почти сразу же после начала восстания активную помощь императору Матиасу стала оказывать папская курия, которая не сомневалась в необходимости примерно наказать восставших против законного государя «еретиков». Хотя Рим не принимал непосредственного участия в боевых действиях на стороне Габсбургов и не объявлял войну в Чехии как религиозную, финансовая поддержка, оказываемая папством, была очень значительной. Эта помощь была очень важна для империи еще и потому, что отлаженный финансовый механизм римской курии позволял папе выплачивать деньги быстро и регулярно. В июне 1618 г. Павел V заявил о том, что курия готова предоставлять империи ежемесячную помощь в размере 10 тыс. гульденов[326]. Первый ежемесячный перевод был совершен 25 сентября 1618 г[327]. А в июле 1618 г. Рим произвел единовременную выплату императору в размере 60 тыс. флоринов[328].
Как чешская директория, так и Габсбурги с начала «чешской войны» предпринимали шаги для обеспечения выгодной для себя позиции Максимилиана Баварского. В Праге пытались добиться от Баварии благожелательного нейтралитета, в то время как в Вене ждали от герцога прямой военной и политической помощи императору. Учитывая серьезные разногласия между Баварией и империей в Германии, обусловленные стремлением Максимилиана проводить независимую от Вены политику и страхами императора по поводу усиления позиций герцогства в Германии, директория надеялась на то, что герцог не выступит на стороне Габсбургов. Кроме того, Католическая лига была не готова к широкомасштабным боевым действиям, опасаясь вмешательства Протестантской Унии. На это, в частности, обращал внимание Онъята в письме Филиппу III в августе 1618 г[329]. По указанным причинам Бавария долгое время прямо не вмешивалась в конфликт. Однако ее нейтралитет с
