Бандиты - Эрик Хобсбаум
Тем не менее в литературном или народном культурном образе бандита есть нечто большее, чем просто документальная фиксация современной жизни в отсталых обществах или тяга к утраченной невинности и приключениям — в развитых. Если мы удалим весь местный колорит и социальную структуру бандитизма, то остается стойкая эмоция и неизменная роль героев. Остается свобода, героизм и мечта о справедливости.
Миф о Робине Гуде подчеркивает первую и третью часть этого идеала. На телеэкраны из средневекового леса выходят дружба свободных и равных людей, неуязвимых перед лицом власти, защита слабых, угнетенных и обманутых. Классическая версия бандитского мифа в высокой культуре стоит на тех же элементах. Шиллеровские разбойники поют о свободной жизни в лесах, а их предводитель, благородный Карл Моор, сдается властям, чтобы вознаграждение за его поимку могло спасти бедняка.
Вестерны и гангстерские фильмы строятся на второй части триады — на героизме, даже если он противостоит рамкам традиционной морали, согласно которой героизм — качество хороших или в крайнем случае морально противоречивых бандитов-разбойников. Но в героизме никому не отказано, бандит всегда отважен, что в действии, что оказавшись в роли жертвы. Он погибает с вызовом и достойно, и несчетное число мальчишек из трущоб и пригородов, не имеющих ничего, кроме обычного, но драгоценного дара силы и смелости, могут с ним самоидентифицироваться. В обществе, где люди живут в состоянии подчинения, подобно винтикам в машинах из металла или движущимся частям в человеческих механизмах, бандит живет и умирает выпрямившись.
Как мы уже видели, не всякий легендарный бандит способен сохранить свое место в истории, чтобы питать мечты урбанистической безысходности. В действительности почти ни один великий исторический бандит не может перенести переход из аграрного общества в индустриальное, кроме тех, кто сам жил в это время либо уже был забальзамирован в материале, устойчивом к перемещениям во времени, — в литературе.
Сегодня среди небоскребов Сан-Паулу печатают брошюрки о Лампионе, потому что каждый из миллионов приехавших в первом поколении с северо-востока Бразилии знает о великом кангасейру, убитом в 1938 году, то есть еще на непосредственной памяти всех тех, кто старше 62 лет[67]. И наоборот, англичане и американцы XX века знают о Робине Гуде, «который отбирал у богатых и раздавал бедным», а китайцы XX века знают о «Сун Цзяне, Благодатном дожде… который помогал нуждающимся и был равнодушен к серебру», потому что письменность и книгопечатание перевели местную устную традицию в национальную и устойчивую форму. Можно сказать, что интеллектуалы обеспечили выживание бандитов.
В некотором смысле они продолжают это делать и сегодня. Переоткрытие социальных бандитов в наше время — работа интеллектуалов: писателей, кинематографистов, даже историков. Данная книга тоже часть этого переоткрытия, в ней я попытался объяснить феномен социального бандитизма, но и представить его героев: Яношика, Шандора Рожу, Довбуша, Дончо Ватаха, Диего Коррьентеса, Янку Жиану, Музолино, Джулиано, Буковаласа, пастуха Михата, скотника Андраша, Сантанона, Серралонгу и Гарсию, бесконечную шеренгу воинов, быстрых как олени, благородных как соколы, хитрых как лисы. За редкими исключениями, никто не знал их уже за тридцать миль от места их рождения, но они были так же важны для своего народа, как наполеоны или бисмарки, даже наверняка важнее, чем настоящий Наполеон и Бисмарк. Неважным людям не посвящают несколько сотен песен, как, например, Яношику. Это песни гордости и тоски:
Закукуй, моя кукушка,
Во зеленом гае;
Не видать уже в дубраве
Николы Шугая… {93}[68]
Бандиты ведь принадлежат воспоминаниям, в отличие от официальной книжной истории. Они часть той истории, которая состоит не столько из перечня событий и их героев, сколько из символизма тех факторов, что определяют жизнь бедняков (управляемых в теории, а на деле неуправляемых): из справедливых монархов и людей, несущих народу справедливость. Именно поэтому легенда о бандитах по сей день имеет власть над нами. Предоставим последнее слово Ивану Ольбрахту, который написал об этом лучше всех.
«У человека неутолимое стремление к справедливости. В душе своей он восстает против общественного порядка, который отказывает ему в ней, и против того мира, в котором живет, какой бы он ни был, он обвиняет общественный уклад или всю материальную вселенную в несправедливости. Он наполнен странным, упорным желанием помнить, выдумывать вещи, события и менять их; и вдобавок он несет внутри себя желание иметь то, что ему нельзя иметь — хотя бы даже в форме волшебной сказки. Это вероятно основа героических сказаний всех времен, всех верований, всех народов и всех сословий»{94}.
Включая и нас. Именно поэтому Робин Гуд и наш герой тоже, и останется таковым.
Приложение А
Женщины и бандитизм
Общеизвестно, что бандиты склонны к распутству, а их статус и собственная гордость подразумевают демонстрацию мужественности, так что в большинстве случаев женщины среди бандитов играют роль любовниц. Несоциальные бандиты могут удовлетворять свои сексуальные потребности посредством насилия, что в некоторых обстоятельствах гарантирует молчание жертвы («Они сказали, что делают с нами все это, чтобы нам было слишком стыдно об этом рассказывать и чтобы показать, на что они способны», — сообщила колумбийская девушка партизанам, к которым потом примкнула){95}. Однако, как уже давно отметил Макиавелли, связываться с женщинами — это верный путь к потере популярности, и потому бандитам, рассчитывающим на народную поддержку или хотя бы молчаливую солидарность, необходимо сдерживать свои инстинкты. В банде Лампиона насилие было под запретом («за исключением важных причин», то есть предположительно в наказание, для возмездия или устрашения). Политизированные крестьяне-партизаны применяли это правило со всей строгостью: «Мы объясняем правило: партизан, который насилует женщин, любую женщину, идет под трибунал». Но и среди бандитов, и среди партизан, «если это происходит без принуждения, если женщина соглашается, то нет проблем»{96}.
Как правило, бандиты навещают своих любовниц, что способствует многоженству. Но известны и редкие случаи, когда девушки делят тяготы бродячей жизни с мужчинами. Банда Лампиона, судя по всему, была единственной такого рода на северо-востоке Бразилии. Даже в том случае, когда планировалась особенно долгая и опасная экспедиция, женщин предпочитали не брать с собой, часто вопреки их желаниям, поскольку их присутствие мешало бы обычным любовным приключениям мужчины «из уважения к постоянной партнерше»{97}. Женщины внутри
