Последний бой чешского льва. Политический кризис в Чехии в первой четверти XVII и начало Тридцатилетней войны - Александр Станиславович Левченков

не маневрирующими с целью занять более выгодную позицию. В перспективе это также развивало в представителях полевого командования безынициативность и боязнь ответственности. Данный недостаток целиком лежал на совести людей, возглавивших восстание. В первую очередь, он объяснялся отсутствием опыта руководства страной, тем более, в военных условиях. К концу 1618 г. директоры все же отменили нелепое правило, и командующим было позволено при отсутствии возможности согласовать действия с Прагой принимать решения на свой страх и риск. Вместе с тем, имелись и другие причины для изначально чрезмерно высокой степени зависимости военных от политиков. Как показало дальнейшее развитие событий, правительство восставших не хотело, чтобы боевые действия были развязаны ими, а многие директоры, судя по всему, поначалу вообще надеялись, что конфликт удастся решить переговорами. Поэтому они опасались давать широкие полномочия военным, особенно, Турну, который больше других прогневал императора и меньше других мог рассчитывать на прощение.

Второй большой проблемой стало фактическое отсутствие общего командования. Действиями вооруженных сил, сформированных в Богемии, руководил Турн, однако он не являлся прямым начальником над командирами других полков, кроме своего, и его главенство основывалось на авторитете. В то же время, помимо собственно чешских формирований, в войне принимали активное участие подразделения, созданные на территории и на деньги других земель Чешской короны. Командующие этими войсками, согласно договорам между ними и Богемией, должны были действовать совместно с чехами. Но конкретного механизма их подчинения не было создано, к тому же, во всех соглашениях оговаривалось, что в случае угрозы собственным землям союзники могут отколоться от армии и вернуться домой. По мере расширения театра военных действий росли и шансы вторжения неприятеля с разных сторон. Кроме того, в связи со скудостью ресурсов сословной казны большую роль играли полки наемников, сформированные на деньги союзников Праги в Германии, Савойе и Венгрии. Офицеры, руководившие этими войсками, вообще не подчинялись Турну и согласовывали свои действия с ним по желанию (как правило, когда сами нуждались в поддержке, оказавшись перед лицом более сильного неприятеля).

Однако настоящим «дамокловым мечом» для сословной армии и для всего правления директории стало финансирование. Механизм утверждения налогов через сеймы на протяжении всей войны оставался основным способом сбора денег на содержание войск. Хотя уже в мае сословия пошли на частичное увеличение уже привычных для прошлых войн с турками и конфликтов с Рудольфом II расходов, и впоследствии эти суммы только увеличивались, в реальности сбор налогов проходил недостаточно быстро для того, чтобы вовремя дать в распоряжение директории искомые средства.

Помимо налогов, с самого начала восстания директория могла использовать и другие возможности. В частности, немалые средства могли дать конфискации политических противников. Они начались, собственно, уже в июне, 1618 г., после издания декрета об изгнании иезуитов. Это стало одним из первых решений директории во внутренней политике, свидетельствующих, что восставшие будут добиваться большего, нежели просто подтверждение полученных до того времени привилегий. Декрет был обнародован 1 июня 1618 г. Согласно его содержанию, последователи Игнасия Лойолы должны были покинуть территорию Богемии «на вечные времена»[273]. Владения ордена в землях короны святого Вацлава конфисковывались и поступали в распоряжение директории[274]. Данная мера была очень популярным шагом, поскольку ненависть по отношению именно к членам этого ордена среди чешского протестантского населения была очень велика (интересно, что больше ни один католический орден во время восстания не подвергся изгнанию). Также вскоре после дефенестрации было принято решение о конфискации собственности королевского совета и секретаря чешской канцелярии Павла Михны. Однако в первые месяцы после восстания, еще не решившись на окончательный разрыв с Габсбургами, директория не проводила политику тотального преследования других, даже самых последовательных сторонников Вены. Поэтому большой выгоды от конфискаций восставшие не получали. Определенную поддержку в формировании армии оказывали личные ресурсы наиболее обеспеченных вождей восставших сословий. В этом деле наиболее активно проявил себя Альбрехт Ян Смиржицкий, который, в 1618 г. на собственные средства сформировал пехотный полк численностью в тысячу двести солдат[275]. Однако лишь единицы последовали его примеру.

В результате до конца лета 1618 г. восставшим вместо намеченных двенадцати тыс. пехотинцев и четырех тыс. конников (это составило бы полных четыре пехотных и четыре кавалерийских полка) удалось сформировать только три пехотных и три кавалерийских полка. Все полки традиционно носили имена своих командующих. Один из пехотных полков возглавил лично граф Турн, другой был отдан под командование Кашпара Каплиржа. Командирами кавалерийских соединений, соответственно, стали Линхард Колонна из Фельса, Ян Младший из Бубна и Ольдржих Киньский.

Важнейшим направлением деятельности пражской директории стала политика по привлечению широкого круга союзников, в первую очередь, протестантских сословий земель, входящих в состав державы австрийских Габсбургов. Восстание было организовано в Богемии, и первоначально директория контролировала только ее территорию (и то не полностью). Поэтому с самого начала войны одной из ключевых проблем, стоявших перед восставшими, оказалась необходимость заручиться поддержкой всех земель, входящих в состав Чешского королевства. Эта же цель являлась одной из приоритетных задач венского двора.

Уже в конце мая 1618 г. директория разослала в Силезию и Лужицы письма с просьбой о помощи. Практически одновременно требования предоставить военную и финансовую помощь были направлены сословиям этих земель и императором Матиасом[276]. Богемия уже состояла в конфедерации с силезскими сословиями и могла надеяться на самую активную помощь именно с их стороны. К тому же, к поддержке восстания силезцев толкала политика Матиаса, ущемлявшего их внутреннюю автономию (как раз незадолго до восстания 1618 г. император ликвидировал недавно образованную силезскую канцелярию), и не способствовавшего сближению Вены с представителями местных сословий. Поэтому закономерно, что силезцы возлагали большие надежды на восстание в Богемии, от которой в обмен на помощь ожидали гарантий широкой автономии. Все попытки сторонников Габсбургов перехватить инициативу и склонить большинство сословий если не к тесному сотрудничеству, то, по крайней мере, к дружественному нейтралитету с династией, потерпели полный крах. Хотя лигницкий князь Ян Христиан из Бржега, возглавляющий делегацию от сословий герцогства в Вене, почти сразу перешел на сторону династии и был назначен гетманом, его влияния оказалось недостаточно, чтобы изменить позицию сословий[277]. Последние, верные конфедерации с чехами, отказали Матиасу в проходе через Силезию земли войск, навербованных в Речи Посполитой, а также в найме на территории герцогства солдат для императорской армии. Напротив, съезд силезских князей уже в начале июня 1618 г. принял решение о вербовке 4000 пехотинцев и 2000 кавалеристов под предлогом защиты границы от наемников, вербуемых для императорской армии в Польше[278]. Главнокомандующим был выбран безусловный лидер