Последний бой чешского льва. Политический кризис в Чехии в первой четверти XVII и начало Тридцатилетней войны - Александр Станиславович Левченков
Исполнение текущих административных функций, ведение документации были возложены на канцелярию директории. Возглавил центральный административный орган восставших директор Петр Мильнер из Мильхауза. Во главе чешской коморы был поставлен еще один близкий зачинщикам выступления человек – Криштоф Гарант из Полжиц.
Незамедлительно начала формироваться армия восставших. Теоретически директория и военное командование рассчитывали собрать внушительные силы. Согласно решению майского сейма 1618 г. чехи должны были сформировать наемные полки и в дополнение к ним выставить ополчение. За основу были приняты постановления пражского сейма лета-осени 1615 г., на котором все земли Чешской короны обязались выставлять в случае войны наемную армию численностью примерно в двадцать тыс. человек: около шести тыс. кавалерии и четырнадцати тыс. пехоты. Однако более половины из этих войск формировали на свои средства соседние с Богемией земли. В частности, Моравия выставляла одну тыс. всадников и три тыс. пехотинцев, Силезия две тыс. кавалерии и три тыс. пехоты, Лужицы одну тыс. двести всадников и две тыс. пехотинцев[247]. Так как Моравия заняла изначально враждебную по отношению к восстанию позицию, а Силезия и Лужицы прислали свои войска далеко не так быстро, как этого хотели в Праге, восставшие в первые месяцы могли рассчитывать только на себя. Сама Богемия согласно договоренности брала на себя обязательство выставить две тыс. кавалерии и шесть тыс. пехоты[248]. В определенной степени восставшим помогло то, что Богемия еще не выплатила значительную часть суммы, которую император вытребовал на генеральном сейме 1615 г[249]. Правда, сразу воспользоваться этими деньгами директория тоже не могла, так как далеко не все они были собраны, но при поддержке со стороны большинства сословий могла рассчитывать на пополнение казны в ближайшее время.
На майском съезде 1618 г. было принято решение установить для формирования армии подати в размере, равном сумме, утвержденной генеральным сеймом 1615 г.[250]. Повышения налогов не произошло, что было обусловлено несколькими причинами. С одной стороны, многие делегаты от сословий еще не осознавали в полной мере масштабов предстоящего боевого столкновения. Немало было и тех, кто надеялся, что конфликт удастся разрешить мирным путем, и рассчитывал обойтись минимальными затратами. С другой стороны, на увеличении податей не настаивали и зачинщики восстания, которые опасались, что резким повышением налогов отпугнут от себя часть сословий.
Зато численность собираемого в дополнение к наемным полкам из Богемии ополчения решено было увеличить вдвое по сравнению с обычной для предшествующих лет. Согласно решению сейма от 1596 г. чешские сословия должны были выставлять каждого двадцатого с подданных и каждого пятнадцатого с горожан. Согласно же решению майского сейма 1618 г., землевладельцы должны была поставлять каждого десятого с подданных, в то время как мещане – каждого восьмого свободного жителя города[251]. Ополчение 1618 г., по подсчетам чешских историков, могло составить порядка 20 тыс. человек.
Несмотря на формирование полностью независимых от императора органов исполнительной власти, восставшие не ликвидировали прежнюю структуру управления Чешским королевством. Судя по дошедшим до нас сведениям, восставшие изначально не отстранили прежних высших земских чиновников от занимаемых последними должностей, равным образом формально сохранили свои полномочия и наместники. Странное, на первый взгляд, поведение мятежников можно объяснить только тем, что, по крайней мере, многие участники восстания надеялись разрешить конфликт с королем мирным путем. Если даже зачинщики выступления, такие как Смиржицкий, Будовец, Вилем из Рупова, Шлик или Турн, прогнозировали неизбежное начало боевых действий, их влияние на шляхту, тем более на горожан было слишком слабо для того, чтобы убедить большинство в необходимости радикальных мер. Кроме того, удачно осуществив свой план и добившись от собравшихся в Праге представителей сословий обновления мер 1611 г., заговорщики справедливо беспокоились относительно того, как будут восприняты пражские события в Священной Римской империи и в остальной Европе. Они боялись, что европейские политики расценят дефенестрацию как мятеж подданных против легитимной королевской власти.
Члены директории приложили максимум усилий для пропаганды идеи, отвергающей подозрения в мятеже против королевской власти. Согласно первоначальной концепции восстания, дефенестрация представала как вынужденная оборона протестантских сословий против наместников, нарушающих утвержденные самим императором и чешским королем привилегии. При этом всегда особо подчеркивалось, что действия взбунтовавшихся чехов не направлены ни против императора и его властных прерогатив, установленных законами, ни против католиков. Вожди восставших в первое время после дефенестрации старались строить отношения с Венским двором, немецкими княжествами и другими европейскими государствами в соответствии с намеченной концепцией. В конце мая директоры подготовили объяснительную записку для Матиаса. В письме наместники обвинялись в нарушениях установленных королевской волей привилегиях протестантских сословий, от лица которых директоры просили Матиаса перестать слушаться и наказать советников, негативно настроенных по отношению к чехам. Также императору вновь вменялось в вину то, что он окружает себя преимущественно иностранцами, игнорируя преданных ему чешских дворян.
25 мая под редакцией Мартина Фрувейна была составлена первая Апология, в которой более обстоятельно объяснялись цели восставших[252]. 28 мая документ был напечатан на чешском и немецком языках. В течение последующего месяца Апологию разослали в большинство немецких княжеств и других государств Европы, а также ко двору Матиаса. В соответствии с концепцией восстания вина за дефенестрацию возлагалась на приближенных к императору советников, особенно наказанных Славату и Мартиница, а также иезуитов, ненавидящих протестантов. Особо авторы и заказчики Апологии выражали надежду на благосклонность и понимание их проблем[253].
В середине июня до чехов дошла первая реакция Матиаса. Это были два манифеста, или патента, составленные в Вене и датированные 11 и 18 июня. В них император критиковал протестантские сословия за незаконные действия, особенно, за формирование войск, подчеркивал, что с его стороны никаких нарушений Маестата не было[254]. Император обещал и впредь уважать чешские привилегии, но настаивал на том, чтобы восставшие прекратили подготовку к военным действиям и снова подчинились ему, в противном случае угрожал принимавшим участие в мятеже наказанием[255]. При этом прямо не говорилось о возможности переговоров. В написанном немного позднее третьем послании сословиям Матиас все же высказывался за мирное разрешение конфликта и проведение переговоров, но по-прежнему обуславливал это разоружением оппозиции.
При этом император отказывался вести диалог напрямую. Его патенты были адресованы не собственно директории, а всем чешским сословиям. Согласно сведениям источников, можно с большой долей уверенности говорить о том, что Матиас в пику восставшим попытался с помощью патентов напрямую выразить свою волю отдельным областям королевства, рассчитывая лишить зачинщиков выступления массовой поддержки. Павел Скала сообщает о том, что курьер, который вез второй патент императора чешским