Очерки по истории советской науки о древнем мире - Иван Андреевич Ладынин
Позицию В. В. Струве можно сопоставить с более поздним и лучше обоснованным мнением крупнейшего французского египтолога Ж. Познера, который также видел в египетской литературе Среднего царства отражение актуальных политических событий [512]. Поэтому примечательно, что отправной точкой противоположной тенденции, отказывающей таким текстам в политической актуальности, египтологи считают именно работу С. Я. Лурье, восходящую к его полемике с В. В. Струве [513]. Первым ее эпизодом можно считать доклад С. Я. Лурье на двух заседаниях Российского палестинского общества в марте 1923 г., в котором он доказывал, что в основе библейского сюжета пребывания евреев в Египте и Исхода лежали, в частности, египетские сказания о временном господстве в стране чужеземных врагов и об их изгнании. Доклад был принят с возражениями, в том числе и от В. В. Струве [514], однако затем, по-видимому, в июне 1923 г., Лурье сделал новый доклад, прямо опровергавший гипотезу Струве (по-видимому, он и назывался «“Социальная революция” в Египте») [515]. В докладе говорилось, что в «Речении Ипувера» и близких к нему текстах [516] проявился мифологический мотив временной инверсии миропорядка, известный у множества народов и реализовывавшийся, в частности, в празднествах, подобных римским Сатурналиям; тем самым отражение в таких текстах исторической реальности практически исключалось.
Этот доклад В. В. Струве принял настолько близко к сердцу, что посвятил возражениям на него обширный текст [517]. Мы уже отмечали схождения между представленными в нем цитатами из доклада С. Я. Лурье и разделом «Пресловутая “социальная революция” в Египте» в его книге «Предтечи анархизма…» [518]: по-видимому, одно из таких схождений – употребление Струве выражения consensus aegyptologorum («согласие египтологов») [519], отсылающее к выражению consensus eruditorum («согласие наставников») во вводном пассаже этого раздела. Но тогда, по всей вероятности, в докладе С. Я. Лурье присутствовал весь этот пассаж, в котором «наставники» – это Б. А. Тураев, увидевший в древнеегипетских текстах «грандиозный социальный переворот» [520], и А. Эрман, согласно которому «гибель культуры вообще лучше всего объясняется социальным переворотом» [521]. О значимости для Лурье позиции этих ученых старшего поколения говорит то, что в связи с этой полемикой его сын приводит те же самые цитаты из их трудов, очевидно, не зная, что вторая из них неполна и искажает высказывание А. Эрмана. В статье 1919 г. немецкий ученый писал: «Что может объяснить подобный упадок высокой культуры лучше, чем то, что ее носители, более высокие классы, так преследуются и уничтожаются плебсом, как это неустанно рисует наша книга?» [522] Думается, мы не ошибемся, если усмотрим в подтексте этого неточного цитирования следующее соображение Лурье: «наставники» потому и считают «Речение Ипувера» описанием социальной революции, что в современности не разглядели в ней ничего, кроме хаоса и преследования образованных классов. Сам С. Я. Лурье, горячо принявший Февральскую революцию, естественно, считал иначе [523] и не мог не осуждать своего сверстника В. В. Струве за его следование «наставникам». Последний же, судя по его статье 1925 г., еще не вывел положительной оценки социальных движений низов, органичной для его трудов о рабстве на древнем Востоке: пока он говорил о «социальной революции» в Египте лишь как об огромном потрясении. Как представляется, такое мировоззренческое несходство могло быть поводом к тому, чтобы острая полемика двух ученых вообще началась [524].
Публикуемые нами далее документы из фонда академика Иосифа Абгаровича Орбели в Санкт-Петербургском филиале Архива Российской академии наук [525] непосредственно связаны с реакцией С. Я. Лурье на возражения В. В. Струве во время обсуждения его доклада в Российском палестинском обществе и на публикацию затем статьи Струве 1925 г. Очевидным образом эта реакция перевела научную полемику в фазу конфликта. Обвинения в плагиате, которые Лурье предъявил Струве на страницах своей книги [526] (см. далее в публикуемом документе), не уникальны в биографии антиковеда: известен по крайней мере еще один подобный случай – подозрение в плагиате его кандидатской диссертации аспирантом ЛГУ, который смог доказательно его опровергнуть [527]. Такие подозрения согласуются с эмоциональным характером С. Я. Лурье, однако в данном случае они имели особый смысл: ученый приписывал своему оппоненту не только плагиат, но и внутреннее согласие с тем подходом, который тот на словах отвергал. Понятно, что это служило Лурье лишним подтверждением собственной правоты. Примечательно, что это обвинение в адрес В. В. Струве не фигурирует в мемуарах Я. С. Лурье, который, судя по цитированию книги отца, не мог о нем не знать: трудно сказать, кто пришел к выводу о его несостоятельности – мемуарист или по прошествии времени сам С. Я. Лурье.
Краткий ответ египтолога на это обвинение был им опубликован [528], однако в документах И. А. Орбели сохранились две редакции его машинописных черновиков. Похоже, что первая из них [529] была отклонена И. А. Орбели, через посредство которого В. В. Струве давал своему ответу ход, как излишне подробная и эмоциональная: опубликованный текст она превышает по меньшей мере в два с лишним раза. Вторая редакция [530] несет на себе правку не только Струве, но, видимо, и самого Орбели (редакторское вычеркивание) и ближе к опубликованному тексту, хотя все равно ему не тождественна. Документы машинописные, с текстом на одной стороне листа и правкой черными чернилами, чернильным и красным карандашом [531]. Думается, эти документы интересны предоставляемой ими возможностью услышать «неотредактированное» мнение В. В. Струве по поводу коллизии с его оппонентом.
Ответ на обвинение со стороны С. Я. Лурье использования в моей статье «Папирус 1116B recto и пророческая литература Египта» его теории без упоминания его имени [532]
В качестве выпуска 1-а «Истории анархической мысли» (под редакцией Борового) появилась популярная книжка С. Я. Лурье «Предтечи анархизма в древнем мире»; книгоиздательство «Голос Труда», Москва, 1926 г. На страницах 37–38 мы находим следующее примечание, содержащее обвинение меня в преступлении против одного из элементарнейших требований научной этики:
«Когда я летом 1923 г. выступил в Палестинском обществе с публичным докладом, в котором указывал на то, что египетские пророчества и ряд египетских рассказов есть литературная переработка мифа о борьбе богов Гора и Сета, моим оппонентом выступил проф<ессор> В. В. Струве, указавший, что такая точка зрения невозможна и является лишь следствием моего недостаточного знакомства с египтологией. В частности, в разбираемом нами здесь и в Эрмитажном папирусе [533] Струве усматривал в то время чисто исторические свидетельства о социальной революции в Египте. Ныне в “Записках Вост<очного> Отд<еления> Русск<ого> Археол<огического> Общ<ества>” т. XXVI, стр. 226, напечатана статья Струве об Эрмитажном папирусе, где он вкратце излагает нашу теорию: “Древней легенде о рождении Гора… была
