Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
Вопрос: Будучи на охоте с Качиным, Вы ему говорили, что Вы участвовали в приведении приговора в исполнение над Вашим дядей?
Ответ: Никакого участия в приведении в исполнение приговора над моим дядей я не принимал, так как находился в это время за 40 километров от места, где находился дядя и разговоров таких ни с кем не вел[1477].
Начальник Ленинск-Кузнецкого ГО НКВД Т. Ф. Качин обвинял Пастаногова в неумеренности. Через несколько недель он написал в обком, как «…в период 1937–[19]38 года меня терзали б/[ывшие] провокаторы Горбач, Мальцев, Пастаногов, требовали от меня провокационных дел, незаконных арестов членов партии, посылая мне записки с угрозами ареста. Я на провокации не пошел»[1478].
Звучали претензии к следственным методам Пастаногова:
Вопрос: Скажите, какие Вы давали установки в отношении малограмотных в политическом отношении коммунистов?
Ответ: Никаких указаний по арестам честных коммунистов я не давал.
Вопрос: Какие указания давались в отношении исключенных из партии?
Ответ: Они брались на учет. <…>
Вопрос: Почему на одну из групп эсеров сначала был приведен в исполнение приговор, а потом вели следствие?
Ответ: Это получилось так, что все факты были налицо и Мальцев торопил с этим делом[1479].
Вопрос: Вы на оперативном совещании заявляли, что Вам принесли детское дело по Ленинску и Вы его подписали, не придав ему значения?
Ответ: Я и Мальцев знали, что в Ленинске арестована группа детей и мне представлялось, что через детей вели контрреволюционную деятельность взрослые <…>.
Вопрос: Вы говорили, что Галдилина допрашивали крепко и упорно, как это объяснить?
Ответ: Допрашивали крепко, но не били <…>.
Говорили и об издевательствах:
Вопрос: Знали ли Вы, что в вверенном Вам отделе к отдельным арестованным применялись высидки и выстойки?
Ответ: Да, знал. <…>
Вопрос: Что Вам было известно об избиении арестованных?
Ответ: Был один случай, когда следователь Сорокин побил арестованного, я об этом доложил Мальцеву, и он предложил мне разъяснить Сорокину о неправильном ведении допроса[1480].
35-летний Владимир Семенович Сорокин вступил в партию в 1927 году, а на работу в ОГПУ попал пятью годами позже. Уполномоченный ЭКО Сталинского ГО ОГПУ, 15 февраля 1934 года он участвовал в расстреле двух осужденных, что помогло ему пройти чистку, несмотря на происхождение «из семьи дьякона». Усердствовал Сорокин в услужении Пастаногову в качестве сержанта госбезопасности, сотрудника УНКВД ЗСК.
Вопрос: Якобы имелся такой случай, когда следователь Трифонов плевал в лицо арестованному?
Ответ: Да такой случай был[1481].
Осенью 1938 года Пастаногов дал И. М. Трифонову следующую характеристику: «В борьбе с врагами народа беспощаден, напорист, злой. Хороший человек во всех отношениях. <…> У нас в отделе ходит такая легенда, что нет такого лица, которого бы т. Трифонов не заставил разоружиться»[1482].
На слуху были «новые методы допроса», придуманные Пастаноговым, о которых рассказывал Сойфер, и не он один. Так, чекисты могли привязывать арестованных к стулу, прикручивать к их рукам и ногам провода полевого телефона и крутить ручку генератора или наступать каблуком сапога на горло или мошонку арестованного. В чекистской среде, непосредственно наблюдавшей применение пыток на практике, Пастаногов получил прозвище «врач» – перед началом пыток надевал белый врачебный халат и приступал к работе[1483].
Зашел разговор о пытках:
Вопрос: Почему в 4‑м отделе при допросах арестованные прыгали из окон?
Ответ: Прыгали враги, которые не хотели давать показаний.
Участники собрания отлично помнили, что только в Новосибирской тюремной больнице и только в 1938 году умерло 28 арестованных и четверо выбросились из окна во время следствия (среди них был Сойфер).
Вопрос: За что была арестована жена Сойфер?
Ответ: По приказу Москвы[1484].
У всех на памяти был еще более нашумевший случай: 28 апреля 1938 года выбросился из окна следственной камеры Игнатий Ильич Барков – областной прокурор, не выдержавший давления Пастаногова на следствии[1485]. Долгое время Барков был на хорошем счету. Когда осенью 1937 года из края была выделена Новосибирская область, его назначили областным прокурором. Став после начала «ежовщины» членом Западно-Сибирской тройки УНКВД, он подписал приговоры на примерно сорок тысяч человек, за что получил орден Трудового Красного Знамени. Но тучи сгущались над прокурором: пришло известие, что брат его жены, второй секретарь Куйбышевского обкома партии, арестован и расстрелян. В НКВД поступали и другие сигналы о связях Баркова с врагами народа. Когда секретарь обкома Алексеев в декабре 1937 года направил Сталину секретный меморандум, указывающий, на кого из номенклатурных работников есть компрометирующие материалы, не обошлось и без его имени. Санкция из Москвы не заставила себя ждать, и в феврале 1938 года Баркова сняли с работы в прокуратуре. Попов и Пастаногов неоднократно по телефону договаривались при допросах каждого из них не забыть сделать «выход» на Позднякова в одном случае и на Баркова – в другом: готовилось дело на большую группу прокуроров[1486]. 28 марта 1938 года начальник управления НКВД Горбач вызвал Пастаногова к себе и поставил его в известность, что сегодня на бюро горкома у Баркова отберут партийный билет. Пастаногов немедленно составил справку на арест и поручил своим оперативникам арестовать опального прокурора прямо в здании горкома, что Сыч и Комылин исправно исполнили. Арестанта доставили в здание управления НКВД и в кабинете Сыча сразу «взяли в работу».
Петр Сыч, работник секретно-политического отдела в конце 1939 года, показал:
Допрашивался Барков настойчиво и упорно, особенно когда эти допросы велись Пастаноговым. <…> Я <…> десятки раз обращался к Пастаногову с вопросом или дать мне обвинительные материалы <…> или взять от меня Баркова, так как мне с ним не о чем было говорить. <…> Но накануне самоубийства ночью, после настойчивого требования Пастаногова о признании Барковым своего участия в контрреволюционной организации, Барков часа два спустя после ухода из комнаты Пастаногова, заявил мне о своем намерении рассказать следствию о своей контрреволюционной деятельности <…>, написал короткое заявление на имя Мальцева, в котором указывал о своей принадлежности к правотроцкистской организации. <…> Наутро Барков на мое предложение изложить более подробно о своей контрреволюционной деятельности заявил мне, что он на себя наклеветал, смалодушничал, в действительности же он членом контрреволюционной организации не является <…>, после чего я разорвал заявление Баркова. Спустя после этого часа два-три, когда я ушел, передав Баркова сотруднику Комылину, Барков выбросился в окно и разбился насмерть.
22-летний чекист А. Комылин давал более подробные показания о произошедшем:
Обязанность моя заключалась в окарауливании Баркова, который со дня ареста и до последнего дня находился в кабинете Сыча и в камеру совершенно не отпускался. Я должен был дежурить
