Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции - Юрий Львович Бессмертный
Дополнительное подтверждение этому находим в другом установлении, приводимом Бомануаром. «Если некий мужчина (дворянин) имел от некоей женщины, с которой он жил en soignantage, сына, а потом женился на другой, от которой тоже имел сына, а впоследствии, после смерти супруги, он сочетался законным браком с той, от которой имел en soignantage сына… то старшим его наследником по правам на наследство будет его младший сын, рожденный в первом законном браке»; если же в этом первом браке родился не мальчик, но девочка, то старшим наследником по правам на наследство будет сын, рожденный en soignantage[232]. Статус суаньтажа вырисовывается из этих установлений более ясно. Это отнюдь не отвергаемое обществом (и правом) случайное сожительство с низкородной женщиной. Конкубина не могла бы стать «женой» благородного, а ее дети ни при каких обстоятельствах не могли бы претендовать на права законных наследников. Суаньтаж — брачный союз равных. Он отличается отсутствием церковного оформления и не идет в сравнение с церковным браком ни по правам, которые приобретают супруги и их дети, ни по своему престижу. Тем не менее в светском праве и шире — в светской модели мира суаньтаж не отвергается. Он существует как бы на грани принятого и допустимого. На практике он явным образом конкурирует с церковным браком[233].
К трактовке этого факта мы вернемся ниже. Пока же познакомимся с тем, как оценивала отношения вне законного брака официальная церковь. Вот что говорится, например, в пенитенциалии Аллена Лильского (первые годы XIII в.). При расследовании случаев сожительства мужчин и женщин, не освященных церковным браком, следует «принять во внимание, являлась ли женщина супругой кого-либо или нет… Если женщина незамужняя или если тот, кто ее познает, холост, то это меньший грех, если женат — большой грех. Если же женатый познает замужнюю — тяжелейший грех. Если же холостяк познает незамужнюю, учесть, лишил ли он ее девственности. Если же он познал недевственницу, учесть сколько раз он ее познал, ибо это увеличивает грех…»[234].
Казалось бы, в высказываниях теолога и светского судьи нет ничего общего: первый признает только церковный брак и относит все, что вне его, к «блуду»; второй же допускает существование супружеских союзов разного типа. Однако более вдумчивое чтение обнаруживает и некоторое сходство: оба резко осуждают сожительство женатого мужчины и замужней женщины и противопоставляют ему отношения, в которых хотя бы один из партнеров холост[235] (т. е. отношения, включающие в светском праве и суаньтаж). Это в определенной степени подтверждает относительную терпимость массового правосознания к некоторым, не освященным церковью вариантам супружеских союзов.
Внецерковные союзы были, видимо, особенно характерны для молодежи. Их не стыдились не только юноши, но и девушки. «Ныне можно найти много матерей, — говорил в своей проповеди „К женатым“ Жак де Витри (начало XII в.), — которые учат своих дочерей сладострастным песням, распеваемым хором… Когда же такая мать видит, что ее дочь сидит между двумя молодыми парнями, один из которых положил ей руку на грудь, а другой пожимает ей ладонь или обнимает за талию, она ликует, говоря, смотрите, каким вниманием пользуется моя дочь, как любят ее молодые люди, как восхищаются они ее красотой… Когда же месяцев через шесть у дочери вырастает живот… такая мать говорит: „Счастливы бесплодные, которые не беременеют“…»[236] Нравоучительный «пример», рассказанный Жаком де Витри, не банальная риторика. Ситуации, в которых юноши и девушки вступают до церковного брака в половые союзы, фиксируются во многих «диалогах», хрониках, фаблио, соти, лэ, фарсах и т. п.[237] Не менее часты упоминания о таких союзах, а также о союзах, существовавших параллельно с законным браком, в рыцарских романах, хрониках, картуляриях XI–XIII вв.[238]
Еще обширнее свидетельства о внецерковных брачных союзах, создававшихся клириками. Не будучи, как правило, церковно оформленными, эти союзы нередко отличались прочностью и длительностью. Тот же Жак де Витри упоминает священника, который, будучи поставлен епископом перед выбором, сохранить либо приход, либо конкубину, предпочел покинуть приход[239]. В известной истории Абеляра и Элоизы благочестивая и ученейшая Элоиза, уже имевшая от Абеляра сына, настойчиво отказывалась от оформления существовавшего союза церковным браком. «Хотя наименование супруги (uxor), — писала она Абеляру, — представляется более священным и достойным (sanctius ac validius), мне всегда было приятнее называться твоей подругой (amica) или, если ты не оскорбишься, твоей сожительницей (concubine) или любовницей (scorta)»[240]. Сопротивляться церковному браку Элоизу заставляли и справедливые опасения, что он отразится на карьере Абеляра как магистра богословской школы. В конечном счете Абеляр и Элоиза сочетались, как известно, браком тайно.
О внебрачных союзах клириков говорится и в других нравоучительных произведениях XI–XIII вв.[241] Обширнейший материал по этому вопросу содержится в пенитенциалиях: в них упоминается о «блуде» священников или епископов со своими прихожанками, а также с монахинями, отмечается недопустимость исповедовать женщин, «познанных» исповедником, констатируются попытки клириков всех рангов «вытравить» плод у своих сожительниц[242]. Обычность у клириков конкубин и незаконнорожденных детей фиксируется и в частно-правовых актах[243]. Словом, вводимый клюнийской реформой целибат приживался плохо[244]. Неслучайно в дипломах французских королей еще и в начале XII в. ряду младших чинов церковной иерархии официально разрешался — во избежание «разврата» — законный брак[245].
Внецерковные половые союзы встречались и в среде простолюдинов. По словам Алена Лильского, грех сладострастия (как, очевидно, и вытекающие из него «внебрачные» связи) простительнее богатому и знатному, чем простолюдину и бедняку. Ведь богатые и знатные куда чаще, чем бедняки, измученные и обессиленные тяжким трудом, впадают в искушение. Поэтому, полагает Ален, поддавшийся похоти бедняк должен наказываться строже, чем богач (подобно тому как живущий в достатке богач должен строже караться за кражу, чем неимущий)[246]. Это косвенное свидетельство внебрачных отношений среди простолюдинов находит прямые подтверждения как в нарративном, так и в актовом материале. Так мы узнаем о беременных крестьянках, не имеющих «законных» супругов, и о «назначении» им таковых сеньором.
