Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции - Юрий Львович Бессмертный
Недостаточность — или неудовлетворительность — ряда подобных трактовок отмечалась неоднократно. Не повторяя высказывавшихся критических замечаний[224], остановимся лишь на двух-трех общих недостатках, характерных для некоторых концепций демографического подъема во Франции XI–XIII вв. Отметим прежде всего необходимость больше учитывать исключительное многообразие тех исторических связей, которыми был обусловлен данный демографический сдвиг. Его неслучайно пытаются вывести из самых разных сфер общественной жизни. Он и в самом деле имел предпосылки и в экономике, и в политике, и в культуре, и в экологии. Понять его происхождение можно поэтому лишь при системном, целостном подходе к изучению тогдашнего общества. Но это только одна сторона дела.
Быть может, еще важнее другое обстоятельство. Рассматривая историческое место роста населения в XI–XIII вв., исследователи ограничивались обычно изучением предпосылок (и последствий) самого этого количественного роста. Тем самым данный демографический феномен сводился к некоему одномерному количественному явлению и в качестве такового включался в контекст прочих исторических процессов. Между тем одно и то же увеличение численности французского населения могло быть в XI–XIII вв. результатом самых разных демографических явлений (или самых разных их комбинаций). Так, оно могло быть вызвано и ростом общей рождаемости, и сокращением детской (или общей) смертности, и уменьшением доли холостяков (т. е. ростом брачности), и снижением возраста первого брака (т. е. удлинением детородного периода) и т. д. и т. п. Иными словами, демографический рост XI–XIII вв. (как, впрочем, и любой демографический сдвиг) сам представлял в высшей степени сложное, неоднородное явление. Чтобы понять его, необходимо увидеть за однозначным количественным итогом совокупность перекрещивающихся процессов, каждый из которых мог иметь свои объективные и субъективные причины и результаты. Выявление подлинных исторических предпосылок и последствий этого роста упирается, таким образом, в раскрытие его внутреннего механизма, в исследование стереотипов демографического поведения и их социально-психологической мотивации.
Как видим, историк, стремящийся к целостному воспроизведению демографических процессов прошлого, никоим образом не может ограничиться выявлением динамики населения или даже общим анализом связей этой динамики с социально-экономическим и политическим развитием[225]. В его задачу обязательно входит изучение демографических процессов в их «человеческом измерении», т. е. уяснение того, какие конкретные перемены в демографическом поведении индивидов изменяли численность популяции и какие новые импульсы порождали самые эти изменения. В применении к Франции XI–XII вв. это означает, что происходивший в ней тогда демографический рост может быть должным образом объяснен и оценен лишь при всестороннем исследовании его конкретных демографических слагаемых и их социальных и социально-психологических импульсов и последствий.
К сожалению, такое исследование наталкивается на огромные, порой непреодолимые трудности. Как известно, ни один из демографических феноменов, связанных с ростом населения во Франции XI–XIII вв., не получил прямого отражения в источниках. Мы тщательно искали бы массовые данные о величине смертности или рождаемости, об изменениях в возрасте брака или доле холостяков, о длительности жизни или половозрастной структуре и проч. Все безнадежнее поиски прямых данных о мотивах, побуждавших человека того времени изменять демографическое поведение. Приблизиться к уяснению подобных моментов удается лишь через изучение косвенных свидетельств источников. В соответствии с нашим общим замыслом мы будем искать такие косвенные свидетельства в материалах, характеризующих демографические представления и их эволюцию (т. е. в принятых моделях брака, нормах отношения к женщине, к ребенку, к старикам и больным), так же как в текстах, позволяющих сопоставлять демографические стереотипы с их реализацией в социальной практике. С этой целью нам придется использовать самые разные памятники: пенитенциалии, теологические и назидательные трактаты, хроники, «истории», дидактическую литературу, сборники обычного права, акты, фрагменты хозяйственных описей, генеалогические материалы, литературные произведения.
Начнем с едва ли не ключевого аспекта демографической динамики — брака. Его модель, распространенность, возрастные и иные ограничения играют очень большую роль в определении возможностей роста населения.
2. Модель брака и брачность
Что понимали под браком люди того времени? Насколько единым состоянием он им рисовался? Одним из косвенных ответов на эти вопросы можно было бы считать суждения современников о разных видах супружеских союзов.
«Много споров возникает между детьми одного и того же отца, который имел несколько жен (qui a eues pluseurs fames), — пишет Филипп Бомануар в известных „Кутюмах Бовези“. — При этом обсуждается, кого именно надо считать законным наследником, а кого нет, так как он рожден в плохом браке (en mauvès marriage) и является бастардом»[226]. Такими бесспорно «плохими» союзами Бомануар считает сожительство замужней женщины и женатого мужчины. Их дети незаконнорожденные в полном смысле слова (fors bastarts), не имеющие никаких формальных прав на наследование[227]. «Плохие браки» вызывают осуждение не только церкви, но и «общественного мнения» (commune renomee)[228]. Они имеют место, например, в тех случаях, когда благородная замужняя женщина «телесно близка» со многими мужчинами («что становится известным, когда видят, как они разговаривают и встречаются»); рожденные этой женщиной дети считаются законными, поскольку не исключено, что они рождены от законного супруга; но из‑за таких греховных связей может статься, что брат женится на сестре, не зная об этом; так случилось, например, после смерти некоего барона, который имел детей от своей жены и одновременно от другой замужней женщины[229]. Столь же «плохим» называет Бомануар случай, когда барон имеет в своем доме, кроме жены, еще и другую женщину «на виду и на слуху у соседей» (a la veue et a la seue des voisins)[230]; при такой ситуации жена может требовать отделения от мужа.
В отличие от таких явно нетерпимых ситуаций Бомануар констатирует наличие и иных, гораздо менее однозначных. Это касается прежде всего тех супружеских отношений вне церковного брака, которые в дальнейшем — после смерти одного из законных брачных партнеров — получают церковное освящение. «Некий мужчина имел ребенка от замужней женщины, с которой он был в отношениях soignantage. После смерти мужа этой женщины он сделал ее своей законной супругой (espousse). Если их ребенок родился во время их законного брака или же был зачат (или родился), когда женщина уже стала вдовой, он считается законнорожденным. В отличие от этого ребенок,
