Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции - Юрий Львович Бессмертный
Такой перелом произошел не вдруг. Он постепенно подготавливался спонтанным укреплением престижа брачных структур в предшествующее время. Следы этого процесса в источниках IX — Х вв. видны там, где супружеская ячейка выступает в качестве обособленной домохозяйственной единицы (владея, например, отдельным держанием), или же в качестве самостоятельного юридического субъекта (приобретая и отчуждая имущество), или же как средоточие специфических родственных связей (обеспечивая преемственность между родителями и их детьми). Своеобразие периода IX — Х вв. состояло, однако, в частности, в том, что подобная «автономия» супружеской ячейки не стала пока ни полной, не повсеместной. Как отмечалось выше, многие супружеские пары входили в качестве составных частей в те или иные многоячейные родственные структуры. (В этих случаях их обособленность как бы перекрывалась включением в более обширные и более авторитетные родственные сообщества.) Там, где прямая их интеграция в такие сообщества отсутствовала, последние могли сохранять свое влияние по традиции[200]. Сходным образом родственные связи между родителями и детьми в большей или меньшей мере могли как бы «растворяться» среди традиционных кровнородственных связей по отцовской или материнской линиям.
В общем брачные ячейки каролингского периода, выступая в качестве одного из субъектов хозяйственных, юридических и родственных отношений, испытывали пока что мощную конкуренцию со стороны кровнородственных ячеек. И поскольку до XI в. ни в одном из аспектов брачные структуры еще не стали эквивалентными по престижу кровнородственным (или тем более доминирующим), трудно говорить о завершении процесса формирования семьи как ведущей родственной, домохозяйственной и юридической ячейки в одно и то же время. Взятая в этом смысле семья находилась еще в стадии становления[201].
Естественно, что это придавало определенное своеобразие нормам демографического поведения внутри супружеской группы. Начиная с отношения к детям, отметим, что они были предметом внимания не только их собственных родителей, но и более широкого круга кровных родственников. Это отнюдь не обязательно означало усиление заботы о каждом ребенке. Могло быть и наоборот. С родителей как бы снималась полнота ответственности за жизнь их отпрыска; эту ответственность, по крайней мере частично, принимал на себя род в целом; он же считал себя вправе определять судьбу ребенка в экстремальных обстоятельствах, ограничивая до некоторой степени родительские права.
Когда, например, герцогиня Дуода родила своего второго сына, сподвижники и близкие ее супруга поспешили увезти младенца подальше от дома, не сообщив матери даже имени, которым его нарекли[202]. Это было сделано исходя прежде всего из соображений политических: близкие Бернгарда — мужа Дуоды — опасались, что Карл Лысый, против которого бунтовал тогда Бернгард, захватит новорожденного как заложника и свяжет этим своих противников. По поводу судьбы младенца существуют разные предположения[203]. В любом, однако, случае ясно, что для окружающих он был не только (или даже не столько) сын Дуоды и Бернгарда, но и член некоей родственной и вассальной группы, которой заботы о здоровье ребенка представлялись делом второстепенным по сравнению с реализацией ее социально-политических планов.
В чем-то сходная ситуация складывалась, по-видимому, в любом многосемейном крестьянском домохозяйстве, испытывавшем недостаток рабочих рук. Интересуясь благополучием домохозяйства в целом, его члены, как мы видели, не всегда способствовали выхаживанию молодыми матерями новорожденных, особенно если дело касалось девочек. В обоих приведенных случаях родители были до некоторой степени скованы в своих заботах о детях, ибо супружеская семья и ее конкретные интересы еще не приобрели самодовлеющего характера. В то же время признание за кровнородственной группой возможности влиять на судьбу детей, как и передача такой группе части ответственности за них, усиливало у самих родителей настроение фатализма в отношении к детям[204].
Нечто аналогичное легко предположить по поводу отношения членов семейной ячейки к больным, немощным, старым. Известная «разомкнутость» семьи мешала возникновению внутри нее эмоционального климата, способного стимулировать должный уход за этими людьми. Соответственно, не было необходимых условий и для интенсивного самосохранительного поведения. Таким образом, своеобразие семейной организации в каролингскую эпоху накладывало свой отпечаток на демографическое поведение и определенным образом сказывалось на режиме воспроизводства населения.
5. К типологии воспроизводственного процесса
Как уже отмечалось, принятая типология демографических процессов прошлого разработана недостаточно. Объединение всех вариантов демографического гомеостазиса в классовых докапиталистических обществах в рамках единого «традиционного» типа воспроизводства населения (ТВН) вызывает неудовлетворенность не только в силу излишней обобщенности. Такое объединение предполагает расплывчатость используемых типологических критериев; оно лишает понятие ТВН необходимой эвристической эффективности. Что, скажем, дает нам признание преобладания на территории Франции VIII — Х вв. «традиционного» ТВН? Отправляясь от этой констатации, мы можем представить лишь самые общие черты демографической ситуации в это время; уяснению ее специфики внутри более чем тысячелетнего периода господства традиционного ТВН данная констатация не помогает.
На наш взгляд, для осмысления демографических феноменов прошлого и уяснения своеобразия их связи с социальными явлениями на разных этапах общественного развития необходимо выделение внутри каждого из трех исторических ТВН более «дробных» категорий. Говоря выше о режиме воспроизводства населения на территории Франции VIII — Х вв. (см. § 3), мы уже наметили несколько отличительных особенностей демографической регуляции. Теперь можно констатировать ее взаимосвязь с такими социальными процессами и явлениями, как формирование малой семьи, признание экономических и социальных прерогатив этой последней, влияние становления сеньории на укрепление и расширение таких прерогатив, растущая дифференциация — в ходе складывания иерархической структуры средневекового общества — родственных структур знати и крестьянства.
Конкретно проследить воздействие всех этих социальных процессов на демографические явления достаточно сложно. Но сам факт их взаимозависимости представляется несомненным, свидетельствуя об их системном единстве. Системную общность черт воспроизводственного процесса, взятого в его взаимозависимости с совокупностью социальных явлений, мы рассматриваем как категорию «вида воспроизводства населения» (ВВН). От ТВН каждый из входящих в него ВВН отличается меньшей масштабностью, большей конкретностью, относительной определенностью форм взаимосвязи между демографическими
