Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
Колодин помнил, что он и Дмитриев сговорились организовать подполье. «В целях максимальной конспирации и обеспечения деятельности организации от возможного провала в основу ее построения был положен принцип не связанных друг с другом „цепочек“. Одной такой „цепочкой“ руководил я, <…> другой „цепочкой“ руководил сам Дмитриев Г. Ф.» Задействован был троцкистский агитпроп, кустарный по сравнению с тем, что был у зиновьевцев, но вместе с тем эффективный. Дмитриев снабжал Колодина литературой, давал ему «книги Троцкого. Среди них была книга „Новый этап“ и еще, кажется, „Уроки октября“ (в коричневой обложке)». Колодин же, в свою очередь, передавал Дмитриеву разную информацию, которую он специально собирал как по московским фабрикам, так и о положении различных районов СССР (непосредственным источником этих сведений были его поездки на Дальний Восток). «По заданию Дмитриева я специально бывал в приемной ЦКК для сбора сведений о настроениях исключенных и исключаемых членов ВКП(б), которые там бывали. Кроме того, я, бывая в ЦКК, имел своей целью изучать коммунистов, вызываемых в ЦКК, для последующей вербовки подходящих из них в нашу организацию»[1332].
Получив в конце года (скорее всего, 1934-го) направление на работу по линии Союзхлопкосбыта на Дальний Восток, Колодин зашел к Дмитриеву за инструкциями. Там много «своих людей», обнадежил его Дмитриев и при этом рекомендовал связаться «…с одним профессором во Владивостоке, фамилию которого я сейчас вспомнить не могу. Об этом профессоре Дмитриев и особенно его жена отзывались как о „своем человеке“ и характеризовали его как „преданного, надежного человека“, с которым необходимо установить связь. Дмитриев Г. Ф. указал мне также на то, что в Хабаровске находится бывший наркомтруд [Василий Владимирович Шмидт. – И. Х.], с которым было бы хорошо повстречаться». Колодин не спешил, однако, использовать полученные адреса и явки. «Шмидт действительно оказался в Хабаровске, но я почему-то не сумел с ним повидаться, а владивостокского профессора я не разыскивал». На Дальнем Востоке «я встречался лишь с Матвеевым Александром. Встреча эта произошла в момент моего проезда через станцию Иннокентьевскую, когда я ехал в гор. Хабаровск». Александр Владимирович Матвеев как секретный агент ОГПУ следил, вместе с Колодиным, за троцкистами на транспорте во время дискуссии с объединенной оппозицией. «Я встретил Матвеева на перроне станции и пригласил к себе в купе. Разговор с Матвеевым носил характер общих воспоминаний»[1333].
В конце 1934 года Колодин вернулся в Москву, вновь включился в активную троцкистскую работу: «Я собирал клеветническую информацию о политико-экономическом состоянии страны и снабжал ею Дмитриева, изыскивал способы наладить связь с кем-либо из работников ЦК ВКП(б) для получения информации о положении в ЦК». После событий 1 декабря 1934 года Колодину «бросилась в глаза чрезвычайная нервозность Дмитриева, которая проявлялась им в связи с убийством Кирова. Дмитриев в разговоре со мною выражал недовольство тем, что этот террористический акт был преждевременным и не рассчитанным, что он привел только к потере сил, в результате последовавшего разгрома троцкистско-зиновьевской организации в Ленинграде». В этот же раз Дмитриев, касаясь вопроса об улучшении материально-бытовых условий населения в СССР, утверждал, что «„все это свидетельствует лишь о том, что страна идет по пути государственного капитализма“. Присутствовавшая при разговоре Дмитриева Я. С. подала реплику: „следовательно, Преображенский прав“, на что Дмитриев Г. Ф. ответил: „Да, он, конечно, прав“»[1334].
Примерно в то же время в ходе допросов на Лубянке арестованный Е. А. Преображенский говорил сам за себя:
Темпы коллективизации взяты не по силам. Деревня отошла от середняцкого хозяйства и не освоила коллективное, а в результате резкое падение производительных сил сельского хозяйства; огромные продовольственные затруднения и ряд совершенно ненужных жестокостей в борьбе с кулачеством.
<…> В результате невыполнение плана капиталовложений, срыв сроков ряда строек, сокращение личного потребления рабочих, перенапряжение в труде и как результат – общее ухудшение материального положения пролетариата.
Неверная политика в Коминтерне, приводящая к изоляции компартии в борьбе с фашизмом, особенно в Германии.
Невыносимый партийный режим, при котором невозможно обсуждение ни одного больного вопроса, волнующего страну.
На идеологическом фронте – полнейший застой. Это результат политики ЦК, которая доводит дисциплину мысли до централизации мысли и, культивируя бездарности, задерживает всякое умственное развитие молодежи[1335].
Сначала жена Дмитриева, Ядвига Серафимовна, «беспартийная домохозяйка», отрицала, что в ее квартире в Москве «систематически происходили контрреволюционные сборища» с обсуждением Преображенского, Смирнова и других важных левых оппозиционеров. Колодина она знала хорошо, а посещение им их семейной дачи «просто забыла упомянуть». Знакома ей была и «жена Колодина – Анна Израилевна, студентка какого-то ВУЗа». «Политическая физиономия» этих лиц, однако, ей была неизвестна. Но вскоре Дмитриева была вынуждена признать, что давала ложные показания о Колодине: оказывается, Колодин и ей, и ее мужу Дмитриеву известен «…как человек, сохранивший до последнего времени свои контрреволюционные троцкистские убеждения. <…> Близкие отношения между Колодиным и Дмитриевым установились на почве общности политических взглядов. <…> Дмитриев очень часто с троцкистских позиций подвергал резкой контрреволюционной критике мероприятия ВКП(б) и неоднократно мне заявлял, что руководство ВКП(б) проводит неправильную политику, которая ведет страну не по социалистическому, а по капиталистическому пути развития, что всякая живая мысль и в партии, и в стране преследуется, что люди забиты и народ терроризирован». Повторяя тезисы Преображенского, Дмитриев указывал, «…что ВКП(б) и правительство забирает в колхозах всю продукцию, и крестьянство терпит лишения; что в СССР на всех участках хозяйства и строительства процветает принудительный труд. Советский и партийный аппарат перерождается, развивается бюрократизм и нарождается новое чиновничество. Когда Дмитриев вел со мной контрреволюционные беседы, то постоянно заявлял, что „так думают и говорят многие и что он не один“».
Дмитриев особенно хорошо отзывался о Колодине, считал его «прекрасным, способным и близким ему человеком». Об организованной контрреволюционной деятельности совместно с Колодиным он особенно не распространялся, «но я подозревала, что такая организованная контрреволюционная работа им ведется». Жена помнила и то, что после убийства Кирова в поведении мужа появилась какая-то особая озабоченность: «Посещения нашей квартиры из числа группировавшихся вокруг него единомышленников резко сократились, и я помню, как однажды Дмитриев в 1935 году заявил мне, что ему надо быть осторожным во всех встречах с бывшими троцкистами, ибо, если его заметят, то исключат из партии и начнут преследовать». О том, что муж «в качестве исполнителя террористического акта над тов. Сталиным подготовлял Колодина», свидетельница не знала, но ее быстро заставили припомнить, что Дмитриев и Колодин «упражнялись в стрельбе из револьвера у нас на даче»[1336].
Приемная дочь Дмитриева, Леокадия Георгиевна, студентка 2‑го курса Геолого-разведочного института в Москве,
