Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
В 1917 году Дмитриев состоял в рядах меньшевиков-интернационалистов, а в 1923 году примкнул к троцкистам. Через некоторое время он от своих взглядов отказался, но в 1930 году вновь стал на троцкистский путь и начал искать себе сообщников. Дмитриев, «узнав о моей активной троцкистской работе в Сибири, – свидетельствовал Колодин, – стал проявлять ко мне особое внимание, а затем в результате нескольких встреч с ним мы установили наличие у нас общих контрреволюционных троцкистских взглядов»[1327].
Дмитриев впервые заговорил с Колодиным на политические темы летом 1932 года, когда он пригласил его к себе на дачу. «Дача Дмитриева Г. Ф. находилась в 4‑х километрах от станции Хлебниково. Стояла она в лесу, причем вокруг нее больше дач не было. Дача представляла собою большое двухэтажное деревянное здание. В полутора километрах от дачи находился пруд. Дмитриев занимал две комнаты на 2‑м этаже и одну на первом, мне запомнилось большое количество кроватей в комнатах Дмитриева, так как вместе с ним жили его дети, жена и домработница». Тема знакомая: враги встречаются в укромных местах, отделяя себя от коммунистического коллектива, секретничают. «Мы там пробыли сутки. Я несколько раз замечал, что Дмитриев Г. Ф. хотел со мною уединиться, но этому мешали присутствовавшие. Только вечером уже перед самым отъездом мы остались с ним вдвоем в момент, когда шли на железнодорожную станцию. Дмитриев спросил меня, каково мое настроение и как я отношусь к политике ВКП(б). Я ответил, что считаю политику ВКП(б) неправильной, что рабочий класс голодает, что ВКП(б) ведет страну к голоду». Дмитриев ссылался на труды Ленина «и заявил, что „ленинское понимание диктатуры пролетариата современным руководством ВКП(б) извращено“. <…> Я целиком согласился с его установками, и мы взаимно поняли, что у нас имеются общие контрреволюционные взгляды. В этот раз Дмитриев подчеркнул также необходимость соблюдать осторожность и не болтать лишнего». Беседа «продолжалась около 30–40 минут, пока мы шли до железнодорожной станции». При этой беседе никого не было, «мы были одни»[1328].
Через несколько дней после визита на дачу Колодин созвонился с Дмитриевым по телефону и зашел к нему на Остоженку (дом № 53, кв. № 28). «Эта квартира находилась на втором этаже и состояла из 3‑х комнат: кухня, один большой и один маленький коридор. В одной комнате помещалась спальня Дмитриевых и их маленького ребенка, вторая комната была детской и третья комната – столовая и кабинет».
Подробности вносились в протокол допроса, чтобы усилить его правдоподобность. Комната Дмитриева, которая была занята под столовую и кабинет, была, по памяти Колодина, «…размером около 20-ти метров в 2 окна, расположенных прямо против двери. Перед входом в комнату левая стена была занята большими полками с книгами. Между окнами стоял столовый стол, на столе – радиоприемник. У двери справа стояло пианино черного цвета, а за пианино у кафельной печи находилась софа». Опять конспираторам надо было уединиться. «Так как нам мешали присутствующие, то в квартире нам поговорить не удалось. Мы разговорились только тогда, когда Дмитриев пошел провожать нас до трамвайной остановки. <…> Дмитриев продолжал высказывать такие же взгляды, как и в первый раз. Кроме того, он в эту встречу со мною утверждал, что „Советский Союз развивается по капиталистическому пути“». После этой встречи заговорщики виделись через сравнительно короткий промежуток времени, в конце 1932 или в начале 1933 года. Встреча происходила опять на квартире Дмитриева, куда Колодин пришел вместе со своей женой – Шофлер А. И. «У Дмитриева мы застали целую компанию, – но фамилии в памяти Колодина не сохранились. – Когда мы остались вдвоем в столовой, Дмитриев опять начал высказывать контрреволюционные взгляды. В этот раз он утверждал, что „политика, проводимая руководством ВКП(б), в ближайшее время должна вызвать стихийный взрыв со стороны рабочего класса, который наконец скажет свое слово и начнет ломать станки“. <…> Мы здесь же договорились о том, что необходимо изложить наши контрреволюционные взгляды в виде документа-платформы»[1329].
Колодин неоднократно спрашивал у Дмитриева, составил ли он платформу, однако тот отговаривался тем, что очень занят и никак не может ее закончить. В одну из встреч 1933 года
Дмитриев в ответ на мою просьбу показать платформу вынул из-под книг со своего письменного стола рукопись, сказав при этом, что она еще не закончена. Эта рукопись была написана почерком Дмитриева черным карандашом на линованной бумаге большого формата. По обстоятельствам встречи (нам мешали присутствовавшие) я смог просмотреть только первые страницы этого документа. Помню, что первый раздел начинался с заголовка «отрыв ВКП(б) от масс» <…> Участники нашей контрреволюционной организации считали, что диктатура пролетариата в стране переродилась в диктатуру кучки людей, совершенно оторванных от масс. Мы утверждали, что руководство ВКП(б) проводит неправильную, антиленинскую политику, которая в конечном счете может привести страну к катастрофе и реставрации в ней капитализма.
Троцкисты считали, что «изменения создавшегося в стране положения можно добиться только при условии устранения современного руководства партии и в особенности Сталина любой ценой. В этих целях мы решили готовить кадры единомышленников, способных в нужную минуту вступить в активную борьбу с руководством ВКП(б) и советского правительства»[1330].
Об этом же расспрашивали и Дмитриева, который тоже находился под арестом. Следователь напомнил Дмитриеву, что он провожал Колодина со своей дачи летом 1932 года на железнодорожную станцию, и расспросил о подробностях тогдашнего и последующих разговоров. «Расстояние от дачи до станции 5 километров, – в деталях свидетельствовал Дмитриев. – Я его, насколько помню, до самой станции не проводил, шли мы с ним с полчаса и вели в это время беседу». В общем, «Колодин на меня производил странное впечатление. У него были неважные отношения с семьей, странности в быту. <…> Он не совсем ясно выражался в оценке политических событий и делал разные намеки». При других встречах «Колодин меня спрашивал, как я смотрю на то, что на Украине имеет место голод. Это было, насколько помню, в 1933 году. <…> Мы утверждали, что руководство партии ведет в стране неправильную политику, которая привела к резкому ухудшению благосостояния рабочего класса и крестьянства. В области международных отношений мы считали, что заключение соглашений с империалистическими государствами нарушает интересы революционного рабочего движения». Останавливались также с Колодиным на вопросах теоретического фронта. «Мы считали, что на теоретическом фронте имеют место шаблон, отсутствие самокритики, оскудение теоретической мысли. И я, и Колодин считали, что
