Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
Финашин получил явку к М. С. Богуславскому, который, используя старые контакты, устроил его на работу в Сибирское торговое товарищество к М. И. Сумецкому. Михаила Ильича мы коротко уже встречали на подпольных собраниях с участием Пекаря-Орлова, Куклина и других. Все это мы знаем из следственных материалов – перед нами очередная попытка связать бывших оппозиционеров Сибири в один пучок. Финашин свидетельствовал: «Я возобновил троцкистскую работу уже после восстановления в партии и назначения на работу в Управление Омской железной дороги примерно с октября – ноября 1930 года. Вскоре в феврале 1931 г. я тяжело заболел, лечился, а потом уехал на курорт». По возвращении с курорта в сентябре 1931 года Финашин связался с руководящими членами вредительской троцкистской организации, которые его информировали о том, «…что дело идет неплохо: им удалось создать на линии троцкистские группы и даже организации. Они мне называли те пункты, где они насадили организации, из них я сейчас помню Омск, Барабинск и Новосибирск. Тогда же мы поставили перед нашими организациями на линии впервые практическую задачу – саботаж осенних хлебных перевозок. Эта задача была особенно хорошо выполнена в Новосибирске. Здесь были созданы такие пробки, что никто не мог разобраться, в чем дело, где причина неразберихи». В феврале 1932 года Финашин был командирован на транспортное совещание в Новосибирск. В перерыве совещания в малом зале крайкома он договорился с Богуславским о встрече «…для разговора по нашим делам. Богуславский мою работу одобрил и сказал, что на транспорте можно гораздо проще дискредитировать руководство ЦК, что нужно только стремиться сохранить консервативность среди железнодорожников, играть на ней для организации саботажа, и остальное все приложится».
Набитая троцкистами строительная контора начала саботаж нового дорожного строительства: на 1 июня 1932 года строительную программу выполнили всего на 15%. «То, что было построено, было сделано для вида. В этот год много денег разбазарили зря». Согласно указаниям Богуславского, Финашин тогда «делал карьеру, чтобы восстановить доверие в партии, поэтому держал себя на работе так, что обращал на себя внимание своей „преданностью“ делу».
К этому времени Финашин был на хорошем счету, и его назначили заместителем начальника дороги по строительству.
Это было настолько неожиданно, что я растерялся и, вопреки запрещению Богуславского, сам позвонил ему по телефону и настоял на встрече с ним. <…> Богуславский рассказал мне о том, что И. Н. Смирнов и Пятаков побывали за границей, виделись там с сыном Льва Давыдовича, провели совещание и приняли принципиальные решения. Богуславский при этом заметил, что вопрос поставлен ребром: добиться власти во что бы то ни стало. Предстоит упорная борьба. В такой жестокой борьбе сентиментальностям не должно иметь места. Нужно прямо смотреть действительности в глаза. <…> «Они с нами уже не церемонятся, а поэтому глупо ждать, чтобы они нас перебили, – нужно самим убрать тех, кто стоит на пути, конечно, в первую очередь, – самого Сталина». Богуславский при этом предупредил меня, что информирует меня не только о важнейшем, но и об очень щепетильном решении – перейти на борьбу путем террора. Он решил меня поставить об этом в известность, так как я уже давно с ними связан практической работой, потому меня опасаться не приходится. Затем Богуславский сказал, что речь идет о том, чтобы физически убрать Сталина, а тогда наступит такая растерянность, что останется только ждать, что нас позовут опять участвовать в руководстве партией и страной. <…> Богуславский мне сказал об этом коротко, что выполнение 2‑й пятилетки нужно сорвать в самом начале. По его словам, здесь в Западной Сибири перед нами поставлена первостепенная задача – провалить сталинскую идею Урало-Кузбасса, но подробностей не говорил, так как перешел к задачам подрывной работы на транспорте и этим меня заинтересовал. Богуславский сказал, что мне нечего объяснять значение такой работы на Сибирской магистрали для дискредитации Сталинского руководства.
Понимая, что руководство всей вредительской работой в Сибири возложено на Муралова самим Троцким, Финашин пришел к выводу, что дела предстоят серьезные и от него ожидают существенного вклада в них. Оперируя на своем участке, он сумел договориться с другими бывшими оппозиционерами, «…что он по службе тяги будет давать такие производственные указания, которые фактически будут приводить к снижению оборота паровозов, и осторожно будет давать указания членам нашей организации на местах – машинистам и работающим по ремонту паровозов о проведении саботажа в депо». В начале 1933 года Финашин перехитрил сам себя: когда на партсобрании в управлении железной дороги обсуждался вопрос о группе Сырцова – Ломинадзе, «я решил, что мне, чтобы еще больше укрепить свое положение, нужно выступить с покаянной речью о своем троцкистском прошлом. Мое выступление было неудачным. Я увлекся и, сам этого не замечая, в каких-то выражениях выболтал свои троцкистские убеждения. Коммунисты это заметили и меня разоблачили. Я всегда до этого давал указания членам нашей организации не выступать в защиту друг друга. И в данном случае из наших никто за меня не выступил, все ораторы говорили против меня, и в результате было принято решение – исключить меня из партии».
Через несколько дней после этого Финашин был арестован, а после освобождения выехал в Новосибирск, «чтобы замести следы», и там летом 1933 года вновь связался с Богуславским. «Он поругал меня за неосторожные выступления на собрании и сказал, что прощает это только потому, что я оказался таким стойким на следствии. Богуславский подробно расспросил меня – кто, как и о чем меня допрашивал, в каких условиях я сидел и т. д. Особенно его интересовало – как велось следствие, и как мне удалось выскользнуть. Я ему рассказал обо всем. После этого Богуславский мне сказал, чтобы я отдыхал, что единственная моя задача теперь это втереться опять в доверие партии, чтобы иметь возможность вновь поступить на транспорт». Богуславский потребовал, чтобы Финашин устроился где попало на работу и там бы отсиживался. «О том, куда я устроюсь на работу, я должен был ему сообщить по телефону, а затем связаться с ним не ранее, как через полгода. <…> Я устроился на работу в Новосибирский древтрест и всеми силами старался показать свою преданность генеральной линии партии. Это мне удавалось».
В декабре 1933 или в январе 1934 года Финашин и Богуславский встретились еще раз: «Расспросив
