Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин
«В нарождении современной в крае неурядицы несомненно виновна и русская власть, что вызывает необходимость применять теперь ее силу с особенной осторожностью. Надо также помнить, что свобода усваивается легко и человек расстается даже и с мыслью о ней, наоборот, чрезвычайно тяжело».
«В основание действий местной власти должны быть положены требования строгой системы, справедливости и беспристрастия. Изданные Всероссийскими Монархами законы и узаконения, из числа остающихся поныне мертвой буквою, подлежат непременному исполнению. Исправления местного законодательства и восстановление общественного порядка желательно достигнуть без коренной ломки и не вызывая, по возможности, в крае раздражения. Достоинство России, однако же, требует, чтобы Финляндия, направляемая твердой рукой, постепенно становилась по чувству русской окраиной и в этом отношении неизбежные по пути озлобление и противодействие следует сломить во чтобы то ни стало».
В марте 1899 г. Николай Иванович несколько дополнил свою программу, признав нужным:
Произвести пересмотр учебников.
Издать акт, подтверждающий всю законность самодержавных прав Русских венценосцев в Финляндии.
Освободить православные школы от опеки финских властей.
Пересмотреть цензурный устав.
Улучшить экономический быт безземельных и пр.
Записка Николая Ивановича Бобрикова свидетельствует о глубоком и всестороннем изучении им финляндского вопроса, а его программа показывает, что он очень верно схватил первые насущные требования, для практического осуществления принципа государственного объединения.
Из принципиальных воззрений Н. И. Бобрикова, высказанных им в беседах ранее отъезда в Финляндию, отметим одно, в котором заключается его оценка окраинской политики вообще.
— «Я ясно вижу, — сказал однажды ген. Бобриков, — в чем грешили прежние генерал-губернаторы Финляндии. Но раз я буду назначен на этот пост, я никогда не позволю себе указывать населению на мое разногласие с лицами, занимавшими этот пост раньше меня. Если вообще жалоба преемника на своего предшественника является признаком дурного воспитания и ограниченного ума, то такая жалоба на наших окраинах является той ошибкой, которая, по пословице, «хуже преступления».
— Почему именно?
— А потому, что все наши окраинные вопросы возникли, в сущности, из непоследовательности и вечных противоречий нашей политики. Поэтому на окраинах генерал-губернаторы, с своей, по крайней мере, стороны не должны содействовать уверенности местного населения в непрочности правительственных мероприятий».
«Сколько раз, — прибавляет собеседник генерал-губернатора, — приходилось пам видеть прискорбную картину окраинных администраторов, открыто похвалявшихся тем, что они систематически уничтожают благотворные мероприятия своих предшественников, к великой радости злейших врагов России.
Очевидно, что Н. И. Бобриков выработал себе известные руководящие начала в сознании, что нет ничего вреднее бессистемных полумер. Программа и изучение дела казались ему особенно необходимыми, ибо он видел, к чему приводили отсутствие их у некоторых его предместников в Финляндии. «Нравственное стояние на запятках» у финляндского сената или финляндского статс-секретариата слабых прежних генерал-губернаторов Штейнгеля и гр. Адлерберга дали одни только отрицательные результаты.
Осчастливив генерал-адъютанта Бобрикова Своим высоким доверием и отправляя его в Финляндию, Государю Императору благоугодно было изъявить Свою Державную волю и надежду, что исполнение новых его обязанностей одушевлено будет стремлением к последовательному «вкоренению в сознании местного населения всей важности для Финляндского края теснейшего единения его с общим для всех верноподданных отечеством».
30-го сентября 1898 г. новый генерал-губернатор прибыл в Гельсингфорс. Приняв благословение финляндского архиепископа Антония в Успенском соборе и выслушав приветствие епископа Роберга в лютеранском Николаевском соборе, Н. И. Бобриков вошел в генерал-губернаторский дом, где ожидали его все главные начальствующие лица края, с местным сенатом во главе. Здесь он обратился к собравшимся со следующею исторической программной речью:
«Вступая в должность генерал-губернатора, я счастлив передать населению Финляндии высокое Монаршее благоволение. Государю нашему известна преданность к Нему финского народа, но Его Императорское Величество также осведомлен, что, к сожалению, в крае распространено превратное толкование тех начал, на которых зиждутся отношения Финляндии к Империи. Под вредным влиянием этих толкований, среди некоторых финляндцев не всегда проявлялось должное сочувствие мерам, направленным к скреплению уз, связывающих край с остальными частями Российской Державы. «Россия едина и нераздельна, как един и неразделен ее Императорский Престол, под сенью которого Великое Княжество достигло своего современного благосостояния. Казалось бы поэтому в душе каждого финляндца, которому дороги интересы его родины, стремление к единению с Россией должно быть всегда естественным чувством. Тем более этому чувству надлежит окрепнуть теперь, после того, как Государь Император в рескрипте, данном на мое имя, Сам указал близкой Его сердцу Финляндии на необходимость укоренения, в сознании ее населения, всей важности теснейшего единения этой окраины с центром.
Оставляя неприкосновенными, в пределах Высочайшего рескрипта 1891 г., особенности Финляндии, ее церковное устройство, права, преимущества и внутреннее управление, на сколько они, конечно, не противоречат пользе и достоинству России, государственная власть не допустит, однако, дальнейшего распространения в крае всего того, что может препятствовать сплочению великой Империи.
Отныне вверенная Державной волею моему управлению