Игорь Молотов - Черная дюжина. Общество смелых
Собравшиеся сторонники Осташвили были заняты активным распространением листовки с изображением самого героя ЦДЛ на фоне Государя и двуглавого орла. Любопытен сам текст этого агитматериала:
«Если вам дорого плененное сионизмом Русское Отечество, если вы не хотите, чтобы ваши дети услаждали плоть хаммеров, соросов и американских еврейских банкиров, вы должны поднять свой голос в защиту К. В. Осташвили и своими протестами и заявлениями потребовать от правительства прекратить расправу над русскими патриотами в родном Отечестве, пресечь хозяйничество сионистов на русской земле, прекратить реакционную деятельность сионистских организаций в СССР.
Требуйте от правительства СССР учреждения Верховного трибунала для привлечения к ответственности сионистов, виновных в массовом уничтожении граждан СССР с 1917 по 1990 год! Они сейчас пытаются бежать от ответственности в Израиль. Требуйте остановить выезд евреев из СССР, чтобы установить степень причастности каждого из них в геноциде русского народа!
Все на защиту К. В. Смирнова-Осташвили!»
Появление этой листовки вызвало скандал в суде. Общественный обвинитель Макаров, раздобыв экземпляр вышеупомянутой листовки, попросил суд приобщить ее к делу и потребовал от председательствующего суда «удалить из зала фашистских подонков». Следует сказать, что листовка к делу приобщена не была, а Макарову было сделано замечание председательствующим.
Что касается Макарова, то после процесса над Осташвили его карьера пошла в гору. В 1990 году он стал юридическим директором фонда «Культурная инициатива» («фонд Сороса»), в 1993–1995 годах — депутатом Государственной думы первого созыва, членом депутатской группы «Либерально-демократический союз» и, наконец, в настоящее время он депутат Госдумы шестого созыва и председатель комитета Госдумы по бюджету и налогам. Карьера вышла неплохая, правда, хорошим юристом ему стать не удалось. Например, по инициативе Макарова как начальника Управления обеспечения деятельности МВК Совета безопасности России было начато расследование коррупционных схем, к которым якобы причастен Руцкой. Но уже в январе 1994 года сотрудники Московской прокуратуры прекратили данное производство по причине того, что ни к названной фирме, ни к трастовому соглашению Александр Руцкой отношения не имеет. Вот такими методами пользовался Макаров и в процессе над Осташвили.
В начале заседания 2 августа Осташвили было предоставлено слово для оглашения ходатайства и заявлений, чем он и воспользовался, настаивая на привлечении адвоката «одной из демократических стран». По его мнению, интересы в суде должен представлять не кто иной, как Курт Вальдхайм.
«Именно при нем, — заявил Осташвили, — Организация Объединенных Наций приняла резолюцию, осуждающую сионизм как форму фашизма. Только такой человек может меня понять».
После очередного перерыва было принято решение отложить заседание до 10 августа, после чего Осташвили провел импровизированный митинг у суда, заявив, что «таким же вот образом, как сегодня, он и его товарищи будут и дальше давать по мозгам сионистам».
В своих многочисленных интервью во время процесса Осташвили при любом удобном случае вспоминал и Васильева, который для него был врагом не меньше сионистов. Для иллюстрации приведу отрывок из довольно характерного интервью, данного газете «Мегаполис-экспресс» в 1990 году. Тут и зависть, и корысть, и бредовые идеи об убийстве. Одним словом, типичный прогрессирующий невроз «простого русского рабочего»:
— Если нам дадут возможность встретиться перед телекамерами, мы размажем всех этих интеллектуалов. Мы со «Взглядом» договаривались, но через две недели пришел в эфир кто? Васильев. Кто такой Васильев? Фотограф, актер средней руки. Ну, какая у него жизнь, если б не занимался патриотическим движением? Сейчас Васильев имеет 4 «Икаруса» по 40 тысяч долларов, японскую аппаратуру… Я считаю, что если дальше так пойдет, его надо где-то повесить. Мы давно бы уже шлепнули Васильева, если бы не хотели, чтобы легло пятно на наше движение. Держит нас только то, что это уголовное дело, и зачем из-за двух-трех марионеток рисковать движением? Я говорю об этом без всяких кривляний, у меня в самом деле рука не дрогнет. Я бы с удовольствием. Если у нас начнется гражданская война, первое, куда я пойду, это Валовая улица, я разряжу в него всю обойму. Даже евреи не пострадают, а он будет убит. «Икарусы» надо сжечь. Он куплен, он дает такие интервью, на Западе только его ролик крутят: он сидит в черном, в портупее, а над головой — топор… Понимаете, тем самым он образ фашизма, нам приписываемый, подтверждает и денежки за это получает, — сокрушается герой ЦДЛ.
В стенограмме патриотического движения, в котором принимали участие в том числе Кулаков и Смирнов-Осташвили, последний снова вспоминает про «Икарусы»:
— Васильев все время подчеркивает: надо ждать, ждать, ждать. Уже все завоевал, завел в тупик. Теперь четыре «Икаруса» имеет и миллионы… У него шикарный шофер с собственным автомобилем, шикарная японская техника. Ему идет, уверяю вас, помощь с Запада. Та помощь, которая предназначалась бы нам, работающим. И ему идет, не знаю, от арабов ли, или еще откуда-то, капают деньги. А так коньяк, бабцы, карты, что только и делает Васильев последние годы. Он миллионер, четыре «Икаруса» по 40 тысяч долларов каждый.
Как автор хочу отметить, что представленные фрагменты интервью и стенограммы не смонтированы, пунктуация и орфография сохранена. Вот не давали покоя ему «Икарусы» — это точно.
Что ж, вернемся пока в зал суда. 10 августа 1990 года было зачитано обвинительное заключение. Чтение заняло около 40 минут. В заключении была изложена версия следствия о событиях в Центральном доме литераторов.
— Подсудимый, вам понятно обвинительное заключение? — спросил председательствующий.
— Непонятно, — ответил Осташвили.
— Что именно вам непонятно?
— Начнем с самого начала, — сказал Константин Владимирович. — Мне абсолютно все неясно. Я ничего не понял, ни с чем не согласен, все это абсурд.
Впрочем, Осташвили отказался изложить и свою версию произошедшего, и тогда были зачитаны его показания на предварительном следствии. От них он тоже отказался — вначале на одну треть, потом наполовину. Мотивировал он это оказанным давлением и тем, что вообще не понимает, зачем это все подписал. Как потом выяснилось, в деле была приложена справка из наркологического диспансера, из которой следует, что Осташвили зарегистрирован в качестве хронического алкоголика второй степени. Возможно, это снимает вопрос о непонимании им подписанных показаний.
13 августа состоялось очередное заседание. Как вспоминает Марк Дейч, журналист радио «Свобода»: «Кажется, Осташвили и его защитники решили сделать все для того, чтобы суд над ним превратился в наказание для нас: похоже, мы приговорены к пожизненному судебному заседанию».
С утра судебная коллегия приготовилась к допросу свидетелей. Но не тут-то было. Защитник Побезинский заявил ходатайство о возвращении дела на дополнительное расследование. После перерыва должен был состояться допрос следующего свидетеля, однако и этого не произошло. Осташвили почувствовал себя плохо, и его увезли в карете скорой помощи в связи с приступом стенокардии. Чем был вызван приступ, неизвестно, но перед этим Константину Владимировичу дали почитать газету «Московский комсомолец», в которой было опубликовано большое интервью Дмитрия Васильева, где тот, в частности, говорил: «Парадокс, что честь России пытается «защищать» даже не грузин, а, как мне сообщили, простите, чуть ли не еврей, именующий себя грузином. Он настоящий провокатор».
На предыдущем заседании защитник Александр Побезинский — тот самый, что с высшим образованием и окладистой бородой (так представлял его Осташвили), — заподозрил председательствующего в обвинительном уклоне процесса. И давлении на свидетелей. Вот как раз на давлении следует остановится. Беседа, о которой пойдет речь, была записана на Валовой, в штабе «Памяти» Дмитрия Дмитриевича Васильева. Именно его голос уверенно звучал на пленке громче всех.
Об осташвилиевском процессе, о котором Дим Димычу были известны многие интересные подробности, включая роль режиссера, заказавшего весь этот балаган. Он также рассказывает о свидетеле обвинения, члене «Памяти» Александре Штильмарке. «И теперь они, — говорит Васильев, — пришли торговаться, чтобы Штильмарк изменил показания или забыл». Всех, кто приходил к Васильеву, знать невозможно, но то, что там был адвокат Смирнова-Осташвили Побезинский, доподлинно известно. И он пытался воздействовать через Дим Димыча на Штильмарка и, естественно, получил отказ. В то же время, как вспоминает сам свидетель, его преследовали с той же целью, но уже не только с уговорами, а с оружием:
