Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей
Дело Дельгаса дошло до Политбюро, которое передало его Центральному комитету и Верховному суду СССР. Дельгаса объявили вне закона и конфисковали его имущество — это был мягкий приговор по советским стандартам. Предположение о том, что Дельгас может выступить перед Комитетом Фиша, оказалось верным. Один провал следовал за другим.
Комитет Фиша возобновил слушания осенью, и Богданов, очевидно, опасавшийся того, что его посадят в тюрьму за невыполнение требований Комитета, предложил Москве странный выход: перефразировать телеграммы. Это было уже слишком. Политбюро велело Богданову больше не ходить в Комитет и ни при каких обстоятельствах не передавать содержание зашифрованных телеграмм[94]. Можно понять, почему Москва хотела, чтобы ее торговые представители были защищены дипломатическим статусом.
В конце ноября Сквирский отправил в Москву телеграмму, в которой сообщил, что его также вызывают повесткой в Комитет. «Увернуться мне не удастся, — писал Сквирский, — ибо меня будут разыскивать, и Фиш, кроме того, сделает “сенсацию” из моего исчезновения». Такой сенсацией уже стал Дельгас, давший показания Комитету, что доказывало правоту Москвы. Сквирский понимал, что у него есть два варианта: не идти в Комитет, но тогда его могли арестовать и закрыть советские представительства, или все же пойти и «дать показания, отстаивая наше достоинство». По его словам, сенатор-республиканец Уильям Э. Бора, поддерживающий признание СССР, посоветовал ему идти и отвечать на вопросы — очень осторожно, но все же попытаться склонить слушателей на свою сторону. НКИД неохотно согласился, поручив Сквирскому опровергнуть «клеветнические утверждения против СССР», которые выдвигались против самого государства и его американских представительств[95].
Сквирский и Фиш
Допрос Сквирского длился пять часов, и, судя по его отчету, он произвел хорошее впечатление, поскольку несомненно извлек урок из опыта Богданова. Представитель Госдепартамента Роберт Келли, отчаянно ненавидевший СССР, уговорил Сквирского выступить перед Комитетом, сказав, что это будет стандартный процесс. Но все оказалось совсем не так. Сквирского подвергли агрессивному перекрестному допросу, пытаясь выяснить связь между Коминтерном и советским правительством. Допрос начался с приведения к присяге. Сквирский отказался, так как он атеист. Вместо этого ему пришлось «торжественно поклясться» говорить только правду. Можете себе представить реакцию Фиша и его коллег на признание Сквирского в том, что он атеист. Затем позже он рассказал, что он коммунист и член Всесоюзной коммунистической партии. Сквирский хотел сразу дать бой Комитету, и у него это получилось, хотя в результате они долго препирались с Фишем и его коллегами, которые так или иначе пытались вернуться к Коминтерну. И Фиш снова попросил передать им советские телеграммы, но Сквирский отказался.
«Вам есть что скрывать?» — спросил Фиш.
Сквирский ответил, что прожил в США девять лет и вел дела со многими государственными учреждениями и сомневался, что кто-то из них может подтвердить, что он был в то время замешан в какой-либо «подозрительной» деятельности.
Тогда Фиш снова спросил, передаст ли «Амторг» телеграммы. Сквирский ответил, что нет, и Фиш оставил эту тему.
Он попытался втянуть Сквирского в обсуждение Американской коммунистической партии, ее программы и деятельности. Но ничего не получилось. «Полагаю, — ответил Сквирский деловито, — что программа такая же, как у любой другой коммунистической партии».
«Разве не каждый коммунист работает над свержением капитализма?» — спросил Фиш. В России, ответил Сквирский, произошла социалистическая революция и был свергнут капитализм. Задача каждого советского гражданина за границей — укреплять Советское государство. Противостояние с Фишем продолжалось. Сквирский говорил с апломбом.
Фиш снова вернулся к деятельности Коминтерна. Сквирский привел в ответ несколько комментариев, посвященных истории Интернационала.
«А вы являетесь членом Коминтерна?» — поинтересовался Фиш.
«Я нет», — ответил Сквирский и пояснил, что работает на Наркоминдел, то есть на советское правительство. «Молодец», — вероятно, подумал Литвинов. — Товарищу Сквирскому консультации не были нужны.
А затем Сквирский пошел дальше, чем мог бы пойти и сам Литвинов: «Я категорически отрицал причастность советского правительства к пропаганде, указав, что никто не может обвинить его в посылке войск для свержения иностранных правительств; между тем как советское правительство может обвинить многие правительства, в том числе и американское, в попытке свергнуть его путем вооруженной интервенции». В самом деле не стоило забывать о небольшой проблеме — «союзнической» интервенции с целью задушить молодое Советское государство, о которой конгрессмен Фиш не упомянул в своем выступлении.
Сквирский продолжил: «Я указал на ненормальность положения, при котором каждого советского гражданина подозревают, что он не ест, не пьет, а лишь думает, как бы ему свергнуть американское правительство; если бы мы последовали их примеру, мы должны были бы подозревать каждого американца или иностранца вообще в СССР в желании свергнуть советское правительство ввиду несогласия его с нашими принципами. Мы, однако, этого не делаем». Тут, к сожалению, Сквирский перегнул палку, так как ОГПУ в самом деле относилось ко всем иностранцам с подозрением.
Когда Сквирскому наконец разрешили поговорить о советско-американской торговле, он отметил, что, хотя она развивается, баланс крайне неблагоприятен для СССР. «Эта торговля могла бы быть в пять раз больше, если бы мы имели нужные банковские кредиты», — сказал он. СССР и США интересно торговать друг с другом, их интересы совпадают. Зачем США стреляют себе в ногу, отказываясь от торговли с СССР во времена массовой безработицы? Это был стандартный аргумент СССР в пользу улучшения торговых отношений.
Как саркастически заметил Сквирский, в конце допроса Фиш поблагодарил его за «сотрудничество» с Комитетом[96]. Тем не менее отношения с США не улучшились. По словам Богданова, были предприняты согласованные усилия, чтобы остановить советский импорт. Комитет Фиша пытался продемонстрировать, что «Амторг» занимается политической пропагандой и «демпингом» советских товаров в США. Богданов тем не менее выразил надежду, что верх в итоге одержат те производители, которые хотят увеличить объемы внешней торговли, чтобы спастись от Великой депрессии[97]. Сквирский всячески старался подчеркнуть этот момент в Комитете Фиша.
Комитет отчитался перед Палатой представителей в 1931 году и порекомендовал, помимо всего прочего, ужесточить иммиграционные правила, чтобы коммунисты не могли въехать в страну, запретить государствам, которые не признают США, использование зашифрованных сообщений, запретить импорт пиломатериалов в том случае, если СССР не допустит до мест производства инспекцию чиновников США для проверки на предмет использования принудительного труда, и так далее. По сообщению Богданова, это был неплохой результат, так как в Конгрессе, скорее всего, начнутся дебаты на тему возможного применения данных рекомендаций
