Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей
В конце января Сквирскому казалось, что Комитет Фиша не смог добиться реализации своих основных рекомендаций. Сильное сопротивление оказывали американские деловые круги, которые хотели торговать с СССР. Конгрессмен Фиш понял, что его антисоветская кампания не дает желаемого результата, и отправился искать союзников в Палате представителей. Он все еще настаивал на необходимости отправить в СССР инспекторов, чтобы расследовать обвинения в использовании принудительного труда, хотя прекрасно понимал, что советское правительство никогда этого не одобрит. Тогда это могло бы стать предлогом для наложения эмбарго на советские товары. Также Фиш планировал принять несколько законов для противодействия «красной опасности». Так, например, он хотел потребовать депортации Богданова и других чиновников «Амторга». Хотя, что интересно, к Сквирскому это не относилось. Один из членов Комитета Фиша оказался в меньшинстве, заявив, что последний вариант отчета «истеричен». Многие «серьезные люди в Вашингтоне и других местах» смеялись над Фишем и его коллегами. А кроме того, Комитет не смог расшифровать телеграммы «Амторга», которые ему предоставил «Вестерн Юнион», от чего оказался в еще более неловком положении. В итоге Фиш не сильно продвинулся вперед и начал публично жаловаться на несправедливое обращение со стороны определенных средств массовой информации. Оценку Сквирского подтвердил влиятельный американский специалист по связям с общественностью Айви Ледбеттер Ли. Он сказал советскому дипломату в Лондоне, что попытка Фиша запретить импорт из СССР провалилась, во всяком случае пока[99].
Борьба в Вашингтоне продолжалась. Фиш и его союзники продвигали свою повестку, которой сопротивлялся сенатор Бора, дружески настроенные по отношению к СССР журналисты и определенные деловые круги. В 1931 году эта борьба то затихала, то вспыхивала с новой силой. Советские цели не менялись: СССР хотел получить дипломатическое признание и доступ к более дешевым и долгосрочным кредитам. По этому поводу Богданов поделился взглядами одного неизвестного посредника, который встречался с президентом Гувером и пришел к выводу, что вряд ли в ближайшем будущем в американской политике произойдут перемены. В деловых кругах США отсутствие признания считалось самым серьезным препятствием к улучшению торговых отношений[100]. Конечно, «черная сотня», как Сквирский называл АФТ, и многие другие ассоциации пытались и дальше лоббировать полное эмбарго на советский импорт. Видимо, неудачная попытка сделать то же самое во Франции не привлекла внимание этих антисоветских групп. Торговая палата Нью-Йорка проголосовала за поддержку эмбарго на любую торговлю с СССР, включая импорт и экспорт. Но на самом деле получилось много шума из ничего. По словам Сквирского, советский импорт представлял собой незначительный процент общего объема импорта, а экспорт из США составлял всего лишь 16 % от общего количества товаров, ввозимых в СССР. Доступ на финансовые рынки не удавалось получить из-за отсутствия «нормальных отношений» с США и из-за невыплаченных долгов. Как сообщал Сквирский, СССР даже не мог импортировать золото, поскольку пробирные палаты его не принимали. Большинство американских банков также не учитывали советские векселя или долговые обязательства (за несколькими важными исключениями), так как Федеральный резерв их потом не переучтет. Поэтому бизнес с СССР представлял собой «большой риск». После очередного краха фондового рынка в середине 1931 года ситуация стала только хуже. «Амторг» старался установить новые связи с другими важными банками Нью-Йорка, но безуспешно. Из-за нехватки банковских кредитов компаниям, которые хотели работать с СССР, приходилось самим предлагать кредиты, но это было слишком дорого, и ставка порой составляла 53 %. Таким образом, стоимость сотрудничества с США была слишком высокой, а кроме того, торговый баланс был крайне неблагоприятным. Несмотря на незначительный объем советского импорта, с ним по-прежнему шла свирепая борьба, вызванная серьезным экономическим кризисом и усиленная АФТ и ее отраслевыми союзниками, а также «общей позицией Вашингтона», которую поддерживал ее вдохновитель конгрессмен Фиш и его друзья[101].
Сталина проинформировали о том, как идут дела, и он решил вмешаться. «Ввиду валютных затруднений и неприемлемых условий кредита в Америке высказываюсь против каких бы то ни было новых заказов на Америку». Он велел приостановить текущие переговоры и, если возможно, отменить предыдущие заказы. Советский бизнес надо было перевозить в Европу или на советские заводы. «Никаких исключений»[102]. Американские торговцы наконец нашли достойного соперника.
Как сообщил в сентябре 1931 года Политбюро нарком внешней торговли Аркадий Павлович Розенгольц, ситуация казалась бесперспективной. Он значительно уменьшил число американских заказов. Богданов, находившийся в США, подтвердил, что дела идут еще хуже из-за усиления экономического кризиса. В первые девять месяцев 1931 года более тысячи американских банков объявили о банкротстве. Остальные едва держались на плаву. Золото утекало из страны. В деловых кругах царил пессимизм. Из-за этих обстоятельств «Амторгу» было еще труднее получать кредиты. Как пояснил Богданов, «наши друзья» в банковских кругах не видят обнадеживающих признаков того, что получится договориться об улучшении условий. Вашингтон, и в особенности Гувер, был, как и раньше, настроен враждебно по отношению к СССР, но в других местах в политических и деловых кругах атмосфера постепенно стала меняться. СССР надо было работать дальше, чтобы установить «нормальные торговые отношения». Как сказал Айви Ледбеттер Ли Богданову, банки впервые оказались в таком тяжелом положении. Не думайте, что отказ дать кредит, сказал Ли, связан с неприязнью к «Амторгу». «Сейчас в этой стране никто не получает и никто не дает кредит»[103].
Друзья и враги
Новости из США были не такими уж плохими. Американские дипломаты не возражали против торговли с СССР. Соглашайтесь, если предлагают, — кажется, посыл был именно таким. Сейчас Россия стабильна, и советские торговые представительства с уважением относятся к обязательствам по кредитам и оплачивают счета[104]. В декабре 1931 года открылась новая сессия Конгресса. «Снова зашевелились “друзья” и “недруги” Союза», — тонко подметил Сквирский. «Друзья» предлагали решить вопрос с дипломатическим признанием СССР, а «враги» — полностью запретить советский импорт. Конгрессмен Фиш представил на рассмотрение резолюцию, в которой предлагалось на ежегодной основе исследовать «революционную пропаганду и деятельность коммунистов и других групп, выступавших за насильственное свержение власти в США». Как говорил Сквирский, в прессе циркулировали новые слухи о том, что СССР находится на грани финансового краха и не сможет оплатить счет за границей. Он посчитал необходимым опубликовать заявление, опровергающее эти слухи[105]. Читатели, конечно же, заметили иронию происходящего: на грани финансового краха были США и европейские страны, а вовсе не СССР.
Однако это был трудный период для СССР: как внутри страны, так и за ее пределами. Внутри советскому правительству приходилось справляться с непредвиденными последствиями индустриализации и насильственной коллективизации сельскохозяйственных земель. И то и другое развивалось
