Виктор Петелин - История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
М. Цветаева в это время опубликовала книги «Стихи к Блоку» (1922), «Разлука» (1922), «Психея. Романтика» (1923), «Ремесло» (1923), «После России» (1928), поэму-сказку «Царь-Девица», написала поэмы – «Поэма Горы» (1924) и «Поэма Конца» (1924), а главное – поэму «Крысолов. Лирическая сатира» (1925), которые с восторгом были встречены в России и Б. Пастернаком, и Н. Асеевым. «Поэма Горы» и «Поэма Конца» были посвящены короткой любовной связи М.И. Цветаевой с Константином Болеславовичем Родзиевичем. В письмах к нему М. Цветаева настолько откровенна в своих признаниях (см.: Т. 6. С. 659–662. Опубликованы только эти отрывки из двух писем. Остальные – более тридцати – хранятся в РГАЛИ, архиве М.И. Цветаевой, по распоряжению А. Эфрон недоступны. – В. П.), что ничего нет удивительного, что и в поэмах содержатся откровенные строки.
В январе 1926 года Марина Цветаева задумала устроить свой литературный вечер. Это стоило немалых денег. Нужно было подготовить пригласительные билеты, раздать их богатым лицам по двадцать пять франков, снять помещение, которое тоже стоило денег, найти ведущего. Об этих хлопотах С. Эфрон писал В.В. Булгакову 9 февраля 1926 года, эти хлопоты вызвали «резкое недоброжелательство почти всех русских и еврейских барынь, от которых в первую очередь зависит удача распространения билетов. Все эти барыни, обиженные нежеланием Марины пресмыкаться, просить и пр., отказались в чем-либо помочь нам» (Письма. Т. 6. С. 326).
Марина Цветаева в это время написала статьи о Бальмонте, о Брюсове; возмутила её книга О. Мандельштама «Шум времени», подготовила статью об этой книге, но печатать её отказались. Главное – она задумала писать драматические сочинения, с 1923 года её увлекли трагедии «Гнев Афродиты», «Ариадна», «Федра», «Елена», тщательно изучала немецкие и французские источники, греческую мифологию, древнюю классику, увлёк счастливый Тезей, которому везло в героических поступках, но не везло в любви, Ариадна соглашается быть его женой, но Тезей отдаёт её богу Дионису, который пообещал ей бессмертие. Огромные драматические и психологические возможности открывались перед ней как художником, и она, преодолевая все препятствия, работала, что-то постоянно улучшая в тексте.
Вскоре у Марины и Сергея родился сын Георгий. Они по-прежнему жили вчетвером в одной комнате, все домашние заботы лежали на ней, творчеству она выделяла не больше часа, утомилась, а надо было зарабатывать и деньги, Сергей работал, но получал очень мало. «Ариадна» была закончена в 1925-м, «Федра» – в 1927 году.
В 30-х годах М.И. Цветаева много времени уделяла прозе, воспоминаниям о близких поэтах, литературно-теоретическим работам, написала «Мой Пушкин», «Пушкин и Пугачёв», «Эпос и лирика современной России», «Поэт с историей и поэт без истории», о Гёте и Жуковском, написала об отце и его музее, о матери и её музыке.
Алчные аппетиты Германии и вторжение в Судетскую область Чехословакии породили в ней целый цикл стихотворений «Стихи к Чехии».
М.И. Цветаева не прижилась ни в Берлине, ни в Праге, ни в Париже, гордая и независимая, она не могла потрафлять тем, кто господствовал и в эмиграции. Её печатали, но и унижали. И этот дух противостояния стоял в её доме. Как только минуло совершеннолетие Ариадны и она могла выбрать себе место жительства, дочь выбрала Советскую Россию. Её провожали в Москву как на праздник. Она приехала в Москву 18 марта 1937 года и быстро освоилась в Москве, поселившись у Елизаветы Яковлевны Эфрон, в Мерзляковском переулке, стала работать, нашла себе мужа, Самуила Давидовича Гуревича. Затем осенью 1937 года вернулся Сергей Эфрон, вместе они снимали дачу в Болшеве. Марина Цветаева с сыном Георгием вернулась в Россию 18 июня 1939 года, не получив багажа. А в августе 1939 года арестовали Ариадну Эфрон, на имя которой был оформлен этот багаж. 31 октября 1939 года М.И. Цветаева написала в следственную часть НКВД с просьбой оформить документы на получение багажа, в котором, кроме прочего, прибыли и зимние вещи её и сына. Разрешение на получение багажа М. Цветаева получила только 25 июля, а последний чемодан с рукописями она получила 3 августа 1940 года.
23 декабря 1939 года, испытав все дозволенные возможности, М.И. Цветаева обращается к народному комиссару внутренних дел:
«Товарищ Берия.
Обращаюсь к Вам по делу моего мужа, Сергея Яковлевича Эфрона-Андреева, и моей дочери – Ариадны Сергеевны Эфрон, арестованных: дочь – 27-го августа, муж – 10-го октября сего 1939 года…»
Подробно излагая в этом письме биографию семьи, М.И. Цветаева просит о справедливости: «Если это донос, т. е. недобросовестно и злонамеренно подобранные материалы, – проверьте доносчика.
Если это ошибка – умоляю, исправьте, пока не поздно».
14 июня 1940 года М.И. Цветаева вновь обращается к Л.П. Берии с той же просьбой.
В 1941 году Сергей Яковлевич Эфрон был расстрелян, а дочь отбывала срок в тюрьме. 7 июля 1944 года погиб на фронте Георгий Эфрон. А Марина Ивановна Цветаева, не выдержав всю горечь возвращения в Россию, покончила жизнь самоубийством в Елабуге.
Самую глубокую оценку творческого пути М.И. Цветаевой дала Ариадна Эфрон после возвращения на свободу (27 августа 1947 года) в книге «О Марине Цветаевой», на которую здесь уже неоднократно ссылались: «Воспитанная в традициях конца века, выросшая под надзором бонн, учившаяся в швейцарских пансионах, воспринявшая языки французский и немецкий наравне с родным, Марина, естественно, в совершенстве владела русским литературным языком, языком интеллигенции, на нем, в юности, и писала, зачастую оттачивая его на грациозный ростановский лад или придавая ему гётевскую торжественность; но все это были языковые «вершки», а не «корешки», корешки же, сама народная речь таилась, до поры до времени, опять-таки в литературе, услышанная, отражённая и донесённая другими – классиками и современниками.
«Горожанка» и «дачница» в детские свои и юношеские годы, Марина не соприкасалась с жизнью народа, с речью его, ни в деревне, которой она не знала, ни на фабричных окраинах, куда не ступала её нога. Немногословно было «простонародье» – прислуги, сторожа, дворники, прачки, домовые портнихи – немногословно и почтительно; казалось, немногословна и почтительна была сама дореволюционная Москва.
Всё изменилось в одно мгновение, в то самое, когда грянула «музыка революции», когда ранее не слышимое Мариной и невнятное ей обрело голос, силу которого она восприняла и вобрала в себя с тех пор и навсегда. (Пройдёт время, и сама она, всё та же и далеко уже не та Цветаева, в известном своём письме к Маяковскому провозгласит не только силу, но и правду России революционной.)
Именно тогда, когда улицы и площади Москвы заполнялись невиданными, немыслимыми доселе хозяевами и зазвучали неслыханными доселе речами, Маринины тетради насытились записями разговоров, рассказов, реплик, подхваченных ею на лету, везде и всюду: в детских распределителях и театрах, на вокзалах, в трамваях и на толкучках, в учреждениях и на церковных папертях, на бульварах и в очередях. Именно тогда, захваченная и растревоженная новыми для себя голосами, Марина прильнула к фольклорным источникам своих поэм, как к истокам этих голосов, и в афанасьевских сборниках открыла для себя уже теперь не детские сказки, а принявшую их обличие зашифрованную летопись былых судеб и былых событий, вечных страстей и подвигов человеческих, летопись трагедий и надежд на избавительные чудеса…
Именно тогда постепенно ушло, вытеснилось из цветаевского творчеста грациозное «шопеновское» начало, в последний раз расцветшее циклом пьес, ею самой впоследствии названным «Романтика»; расставаясь с Музой, как с юностью, Марина вручила свою участь поэта неподкупному своему, беспощадному, одинокому Гению» (Эфрон А. О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери. М., 1989. С. 124–125).
Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. М., 1995.
Эфрон А. О Марине Цветаевой. М., 1989.
Саакянц А. Жизнь Цветаевой. М., 2002.
Часть седьмая. Исторические романы 20-30-х годов
После Октябрьской революции в русской литературе оживилась историческая тема, писали романы, пьесы, эпические поэмы. А.М. Горький в 1919 году, прочитав пьесу А. Чапыгина «Гориславич», крайне удивился, что пьеса написана языком XII века, её не только прочитать трудно, но и поставить в театре невозможно. Он знал, что Чапыгин в Харькове изучал летописи того времени, древнюю историю, легко преодолел семь веков и свободно погрузился в XII век. Ольга Форш (урождённая Комарова) легко погрузилась в XVIII и XIX века и написала романы «Одеты камнем» (1924–1925), трилогию «Радищев» (1932–1939), Юрий Тынянов заинтересовался эпохой Николая I и написал романы «Кюхля» (1925), «Смерть Вазир-Мухтара» (1929). Вышла «Угрюм-река» В. Шишкова (1933). Прочитав все эти романы, А.М. Горький писал И.А. Груздеву 12 января 1926 года: «Как будто у нас зарождается очень оригинальный исторический роман» (Горький и советские писатели. М., 1963. С. 456).
