История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I - Михаил Михайлович Бородкин
Шведов, недовольных новым порядком и искавших убежища в России, велено было принимать беспрепятственно.
В это время посланец короля, барон Таубе, имея белую повязку на рукаве, подобно участникам переворота в Стокгольме, прибыл в Петербург с письмом от Густава. Оно успокоило несколько Императрицу и министров, но не умалило её досады. Однако, сопоставив депеши Остермана и донесение Чернышева о его поездке, решено было: в виду плохого состояния крепостей и нахождения наших войск в Польше и Турции, держаться «дефенсивы» (обороны). Екатерина ответила Густаву холодно, но миролюбиво. Остерману приказано было иметь довольный вид, но продолжать поддерживать недовольство в Швеции и узнать, пет ли в ней принца, готового сделаться нашим союзником. Пришлось проглотить досаду и выжидать более удобного времени. Мы в состоянии были только проявить «оказательство» движения к шведской границе. После же приезда барона Таубе признали, что «надобно оставаться в покое». Панин писал Остерману длинные наставления, но они сводились к требованию благоразумия и к совету «оставаться в пассивном примечании и бдении». Бдительным оком Остерману рекомендовалось следить за Шонской провинцией (Скония) и Финляндией.
Из сообщения графа Панина английскому представителю при петербургском дворе, Гуннингу, видно, что Россия имела намерение в течение зимы показать равнодушие к шведской революции, в надежде, что к весне в Финляндии сосредоточено будет достаточное количество войска, чтобы поддержать наши требования. Предполагалось снарядить 20 линейных кораблей. Дания должна была выставить 12 кораблей и 15 тыс. норвежцев у шведской границы. Королю Пруссии надлежало осадить шведскую Померанию. От Англии рассчитывали получить помощь флотом и деньгами. Вооруженные таким образом четыре державы, должны были потребовать от Швеции восстановления Формы Правления 1720 г.
Густав понял, что наибольшая опасность грозила со стороны России, почему сейчас же, после своей революции, принялся за укрепление финляндской границы. Главным начальником войск, расположенных в Финляндии, король назначил Августина Эренсверда. Но он отжил свой век и представлял лишь тень былого. В Финляндии закупались запасы, производились наборы, вооружался флот; Свеаборг приводился в боевую готовность. Из Швеции тайно доставлялись амуниция и огнестрельные припасы. Шла разработка плана обороны.
В то же время производилась попытка установления союза между Швецией, Францией и Россией, но Екатерина оставила это предложение без ответа.
Остерман не прерывал сношения с партией шапок, которая не покидала желания вернуться к Форме Правления 1720 г. Но значение России уменьшилось и деньги её мало влияли. — Граф Панин сообщил Остерману, что вмешательство России во внутренние дела Швеции немыслимо, пока не состоится заключение мира с Турцией.
Между тем переговоры в Бухаресте были сорваны. В Русской Финляндии находилось только 50 тыс. войска. Помощи против Швеции просили даже у хана татарского. Крепости, правда, приводились в порядок, флот снаряжали, но в боевых силах чувствовался заметный недостаток.
В то же время Швеция, — хотя и продолжала свои вооружения и поиски союзников во Франции и Испании, — заискивала у России. В Петербург прибыл Фридрих фон-Нолькен, для вручения Великому Князю Павлу Петровичу ордена Серафима, но, в сущности, с целью незаметного приближения к Императрице и сообщения ей преданности Густава и возбуждения недоверия к Пруссии. Король, имея в виду возобновление союза с Россией, подумывал о поездке в Петербург, но ей противодействовал Вержен.
Все указанные обстоятельства побудили Россию оставить свои воинственные замыслы и гр. Панин ответил Остерману в миролюбивом тоне на доброжелательные заверения Швеции.
Таким образом грозовые тучи 1773 г. рассеялись.
Король получил согласие Екатерины на приезд в Россию, но от этого визита ничего не ожидали. Екатерина писала (в янв. 1774 г.) госпоже Бьельке: ... «По неравенству наших лет предвижу, что он будет страшно скучать со мною... Он француз с головы до ног... Я (же) не могу терпеть подражания... Я не могу круглый год заниматься стихами и песнями, или щеголять остротами» ... Близкие Густава боялись, что он, по пылкости своего темперамента, скомпрометирует себя несоответственным поведением. Кроме того, во Франции родилась мысль, вместе с Швецией, поднять Порту на Россию. Людовик XV скончался. Густав, желавший уже отказаться от поездки, после смерти повелителя Франции, яснее понял значение дружбы с Екатериной и вновь стал думать о свидании с нею. Франция продолжала отговаривать его от этого шага. — Густав сдался и написал Екатерине, что, вследствие запоздалой свадьбы своего брата, вынужден отложить поездку в Петербург. Екатерина не осталась в долгу и ответила: «Москва (где в это время находилась) несколько дальше от Стокгольма, чем Петербург»; поэтому вернула королю его обещание приехать; она избавила его тем от необходимости придумывать извинения, «так как он, конечно, не посмеет приехать».
Настал лучший шестилетний период царствования Густава. Он весь предался исполнению своего долга по отношению к народу. Дух свободы реял над государством, оплодотворяя разные отрасли управления и народной жизни. Печать пользовалась значительной свободой. «Только при этой свободе, — говорил король, — правители узнают свои ошибки, услышат жалобы населения и, наконец, в состоянии иногда убедить народ в неосновательности его жалоб. Пытка была отменена, поощрялось земледелие, учреждались фабрики, сокращено было число праздничных дней, с торговли сняты некоторые прежние путы, вследствие чего предметы вывоза восточной Финляндии получили беспрепятственный доступ на ближайшие рынки России. Реализация 1777 г. поправила денежные дела, внешний заем поднял банковые билеты. В этот период существовало полное взаимное доверие между королем и народом. — Он переписывался с учеными и (в 1786 г.) учредил академию.
«Король, — по мнению кн. А. И. Вяземского, посетившего в то время Стокгольм, — достоин любопытства. После того знатного начала своего царствования чрезмерно учтив не токмо с чужими, но и своими... Теперь на лаврах почивает, ибо, исключая веселья всякого рода, все остальные дела идут министерскими руками, но зато пышность и блеск двора (являются) главным пунктом его упражнениев».
Счастливый период не был продолжителен.
Наш представитель при шведском дворе, А. К. Разумовский (с мая 1786 г.), предпринял несколько поездок внутрь страны, внимательно присматриваясь к окружающему. Его глазам Швеция представилась в весьма темных красках. Повсеместная неурядица, бедность, пьянство и распущенность... Все были недовольны, все жаловались и, не стесняясь, указывали иностранцу на язвы своей страны... Высшее сословие, воспитанное французами, было чуждо всякому проявлению народного духа, думало только о материальных выгодах и, пользуясь монополией винокурения, наживалось на счет народной нравственности и здоровья. Органы правительства были продажны... Всюду властвовал личный произвол. Все бранили правительство.
В первые же годы царствования Густава во многих областях Швеции
