Лебедева Н.С. - Hюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8 т. Т. 8 (1999)
Геринг не собирался разобщать Англию и Польшу. Это следует со всей очевидностью из того факта, что вначале Геринг передал английскому послу в Берлине Гендерсону текст ноты, содержавшей предложения, которые Германия делала Польше и которые были квалифицированы Гендерсоном как умеренные, и этим он пытался достичь переговоров непосредственно с Польшей.
Но Польша совершенно откровенно не желала соглашения с Германией. На это указывают различные обстоятельства:
а) инцидент с Польшей начался почти год назад. Почему Польша не потребовала его разрешения на третейском суде, с которым был подписан специальный договор? Почему Польша не обратилась в Лигу Наций? Очевидно, она не хотела, чтобы третейский суд вынес приговор по вопросу о Данциге и Коридоре;
б) о нежелании Польши установить взаимопонимание с Германией еще яснее говорит заявление польского посла Липского, сделанное им послу Форбсу и переданное здесь свидетелем Далерусом. Липский заявил, что его не интересует какая-либо нота и какое-либо предложение Германии, но он уверен, что в случае войны в Германии тотчас же вспыхнет восстание и польская армия триумфально двинется на Берлин.
Это отрицательное и непонятное отношение Польши находит свое объяснение, по-видимому, в том, что, получив гарантии со стороны Англии, она почувствовала себя слишком уж сильной и уверенной.
Указание на предстоящее восстание дает основание полагать, что Польша была осведомлена о планах группы Канариса.
Таким образом, ни о каком двусмысленном поведении Геринга или о его фальшивой игре не может быть и речи.
Серьезное стремление подсудимого Геринга к сохранению мира и установлению хороших отношений с Англией признается также послом Гендерсоном, который, зная хорошо положение в Германии и имея связи с руководителями Германии, имеет наиболее верное суждение о Геринге.
Я ссылаюсь на его цитату из его известной книги «Провал миссии», в которой на 83-й странице говорится дословно следующее:
«Я хотел бы здесь выразить свою уверенность в том, что фельдмаршал, если бы это зависело от него, не затеял бы войны, как это сделал Гитлер в 1939 году. Как будет показано ниже, в сентябре 1939 года Геринг решительно стоял на стороне мира».
Лорд Галифакс также заявил, что и у него не было никаких сомнений в том, что все усилия Геринга, направленные против возникновения войны, были искренними.
То, что после начала войны, которой Геринг стремился помешать всеми имеющимися в его распоряжении средствами, но которой помешать он не смог, он, как главнокомандующий ВВС, отдавал асе свои силы для победы Германии, не находится ни в каком противоречии с серьезностью его стремления не допустить войны. С этого момента он знал только свой долг солдата по отношению к своей родине.
Гитлер несколько раз выступал перед командующими войсками с речами, например, в ноябре 1937 года, 23 мая 1939 г. и 22 августа 1939 г. Во время допроса Геринг весьма подробно изложил значение и смысл этих выступлений. Для решения вопроса о том, означает ли факт присутствия на совещаниях, на которых имели место эти выступления, участие в заговоре в духе Обвинительного заключения, важно констатировать, что в этих выступлениях Гитлер односторонне излагал свое мнение по военным и политическим вопросам. Он информировал участников совещания только о том, в каком направлении будут развиваться события. Мнение участников совещания никогда не спрашивалось.
Из вышеупомянутых выступлений участники совещаний не могли узнать и так и не узнали, имелось ли у Гитлера твердое намерение начать агрессивную войну.
Эго подтверждают единодушно все присутствовавшие на этих совещаниях.
Подсудимый обвиняется в бесцеремонном ограблении оккупированных Германией областей и тем самым в нарушении Гаагских правил ведения сухопутной войны. Это обвинение не обоснованно.
Во время допроса подсудимый Геринг привел убедительные доводы, почему он считал, что Гаагские правила ведения сухопутной войны от 1899 и 1907 годов не могут быть применимы к современной войне; он считал, что к началу второй мировой войны эти правила были в некотором отношении устаревшими и недостаточными. Во время возникновения их еще не были известны воздушная война, экономическая война и война пропаганды. Неизвестна была также и тотальная война, на службу которой без остатка ставится весь народ и все народное хозяйство.
До начала первой мировой войны согласно международному праву — во всяком случае, поскольку речь идет о сухопутной войне, — было неоспоримо, что война не затрагивает частноправовые отношения между гражданами воюющих государств, что в принципе частная собственность остается неприкосновенной, что война ведется только вооруженными силами и что она не затрагивает гражданское население противника. В войне на море, напротив, частная собственность не защищается. Могут ли правила ведения сухопутной войны со своими ограничениями иметь силу и в отношении комбинированной войны на суше и на море?
По существующему международному праву, как и прежде, имеет силу принцип, согласно которому частная собственность в войне остается неприкосновенной. Этот принцип нарушается только в случаях, когда Гаагские правила ведения сухопутной войны разрешают известное вторжение в область частной собственности. Поводом к такому вторжению может быть бедственное положение государства; вторжение оправданно в той мере, в какой кажется необходимым в интересах самосохранения государства. В этих рамках в войне разрешаются также действия, которые в принципе не соответствуют военному праву, то есть сами по себе противоречат международному праву.
Там, где жизненные интересы государства поставлены под такую угрозу, как бедственное положение государства, нельзя, по-моему, считать, что государство нарушает нормы права, если оно прибегает к методам, необходимым для предотвращения угрожающей опасности.
Вследствие образа действий вражеских держав экономическое положение Германии в ходе второй мировой войны стало в высшей степени угрожающим. В результате тотальной блокады у Германии была полностью отнята возможность какой-либо связи с нейтральными странами; поэтому стало невозможно достаточное снабжение сырьем, необходимым для ведения войны, и питанием, необходимым для снабжения гражданского населения. Германия должна была также заботиться о питании находящегося на оккупированных территориях гражданского населения.
Вследствие этого Германия в целях поддержания своей собственной экономики, которая в противном случае потерпела бы крах, была вынуждена использовать в своих интересах находившиеся на оккупированной вражеской территории запасы сырья и продовольствия, а также предметы, необходимые для продолжения войны.
Может ли подсудимый быть лично привлечен к ответственности за возможно преднамеренное или сделанное по небрежности нарушение, которое было совершено им исключительно как уполномоченным фюрера, или в таких случаях несет ответственность только государство — этот вопрос ставится на рассмотрение Трибунала. Со своей стороны, мы считаем, что здесь имеет место только деликт против международного права, который не может служить основанием для личной ответственности.
Положение на восточном театре военных действий имело свои особенности, так как в России не было частной собственности, а имелось только государственное хозяйство, строго регулируемое центром. Здесь правовое положение было в общем таково, что собственность вражеского государства могла быть используема как военная добыча.
За предписания, содержавшиеся в «Зеленой папке», подсудимый Геринг взял на себя полную ответственность, однако это не дает еще повода для его обвинения. Нельзя не учитывать, что речь идет о войне, связанной с такими трудностями и такого размаха, такой продолжительности и такого тотального характера, о которых творцы Гаагских правил ведения сухопутной войны определенно не только не имели, но и не могли даже иметь хотя бы малейшего представления. Эта война была войной, во время которой борьба шла за существование или гибель народов. Это была война, во время которой переоценивались все ценности.
С точки зрения бедственного положения может быть также оправдан и вывоз рабочих из оккупированных областей в Германию.
Подсудимый подробно изложил, по каким причинам он считал эти мероприятия необходимыми. В остальном защитник подсудимого Заукеля доктор Серватиус подробно остановится на этом вопросе. Поэтому я могу отказаться от дальнейшего его рассмотрения.
Относительно обвинения в ограблении произведений искусства подсудимый дал подробные показания, оправдывающие его действия. Дополнительно следует заявить, что к охране произведений искусства в Польше он вообще не имел непосредственного отношения. Из этих произведений искусства он ничего не взял для своей коллекции. Тем самым в этом отношении никоим образом не возникает обвинения для подсудимого.
