Лебедева Н.С. - Hюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8 т. Т. 8 (1999)
Во Франции по приказу фюрера произведения искусства, находившиеся во владении евреев, были временно конфискованы в пользу империи, причем здесь речь шла об имуществе, не имеющем хозяина, так как владельцы покинули страну. Из числа этих конфискованных произведений искусства Геринг получил небольшую часть с разрешения фюрера не лично для себя, а для галереи, которую он должен был создать и в которую он намеревался передать находившиеся в его владении произведения искусства. Приобретая эти предметы, Геринг Думал, как он подчеркнул это в своих показаниях, что он имеет право на приобретение их, так как они были конфискованы на основании указа фюрера.
Теперь я хочу рассмотреть обвинение в расстреле 50 английских офицеров военно-воздушного флота, бежавших из лагеря военнопленных в Сагане.
В Обвинительном заключении говорится: «В марте 1944 года 50 офицеров королевских военно-воздушных сил, бежавших из стационарного лагеря военнопленных "Люфт-3" в Сагане, были убиты после их поимки». Судя по более позднему представлению обвинением документов, речь идет здесь о следующем случае:
В ночь с 24 на 25 марта 1944 г. из лагеря военнопленных «Шталаг Люфт-3» в Сагане бежали 76 офицеров английских королевских военно-воздушных сил. 50 из этих офицеров были после их поимки расстреляны СД.
Следует установить, кто дал приказ о расстреле. Имел ли рейхсмаршал Геринг какое-либо отношение к этому случаю? В частности, содействовал ли он изданию приказа о расстреле этих 50 летчиков? Одобрял ли он эту меру, хотя она являлась грубым нарушением статьи 50 Женевского соглашения об обращении с военнопленными?
Обвинение утверждает, что подсудимый Геринг содействовал изданию этого приказа. Оно ссылалось, в частности, на заявления генерал-майора Вестгофа и советника по уголовным делам Вилена, составленные в английском плену. Однако допрос этих свидетелей в Суде, а также дальнейшее представление доказательств показали, что первоначальные показания Вестгофа и Вилена были неточными как в отношении присутствия Геринга при обсуждении военной обстановки у Гитлера, так и в отношении его осведомленности о приказе относительно расстрела. Эти показания основывались на предположениях.
25 марта 1944 г. Гиммлер доложил фюреру о побеге 76 офицеров. По этому поводу Гитлер упрекал генерал-фельдмаршала Кейтеля; в побеге он усматривал значительную угрозу для общественной безопасности, так как бежавшие офицеры могли поддержать находящихся в Германии 6 миллионов иностранных рабочих при организации вооруженного восстания. Гитлер отдал затем приказ: «Военнопленных оставить у Гиммлера».
Эти данные полностью согласуются с изложением рейхсмаршала Геринга, который в момент обсуждения этого вопроса у Гитлера находился в отпуске. О факте побега ему доложил по телефону его адъютант. Лишь после своего возвращения из отпуска на пасху 1944 года он узнал от своего начальника штаба Кортена о том, что военнопленные расстреляны... В связи с этим Геринг не может быть признан ответственным за этот, в высшей степени прискорбный приказ, воспрепятствовать которому было свыше его сил.
Далее обвинение говорит о суде Линча, который в отдельных случаях в 1944 году был осуществлен немецким населением по отношению к сбитым вражеским летчикам. За эти события ответственность возлагается на подсудимых, в частности, также на рейхсмаршала Геринга.
Для подтверждения своих обвинений против рейхсмаршала Геринга обвинение в первую очередь ссылается на протокол от 19 мая 1944 г. так называемого совещания о летчиках-истребителях, которое имело место 15 и 16 мая 1944 г. под руководством Геринга.
В параграфе 20 этого протокола записаны высказывания Геринга о том, что он предложил фюреру дать указание расстреливать вражеских летчиков-террористов немедленно на местё совершения преступления. Подсудимый со всей решительностью оспаривает правильность этой записи и утверждает, что такого высказывания с его стороны не было.
Если на этом совещании действительно говорилось о летчиках-террористах, то это замечание могло быть сделано лишь в том смысле, что фюрер предложил такие меры...
Обвинение ставит в вину подсудимому Герингу, что он незамедлительно после 30 января 1933 г., занимая пост прусского министра внутренних дел, а вскоре затем — прусского премьер-министра, создал в Пруссии режим, при котором господствовал террор в целях подавления всякой оппозиции программе нацистов.
Для осуществления своих планов он использовал прусскую полицию, которой уже в феврале 1933 года для защиты нового правительства он дал приказ действовать беспощадно против всех политических врагов, не считаясь с последствиями. Для обеспечения власти он создал страшную тайную государственную полицию (гестапо) и уже в начале 1933 года — концентрационные лагеря.
Относительно этих обвинений следует сказать следующее: само собой разумеется, что это не может быть поставлено в вину подсудимому, а, наоборот, означало бы тяжелое нарушение порученных подсудимому обязанностей, если бы он со всей силой не выступил на защиту нового правительства и не принял бы все мыслимые меры для того, чтобы с самого начала сделать невозможным любое нападение на это новое правительство. Для достижения этой цели в первую очередь использовались полицейские учреждения.
Расследовать нужно лишь вопрос о том, были ли недопустимыми средства, использование которых подсудимый считал необходимым.
На этот вопрос надо ответить отрицательно по следующим соображениям.
Полиция в любом государстве является внутриполитическим инструментом власти; во всяком государстве она имеет своей задачей поддерживать правительство, защищать его во всех отношениях и, в случае необходимости, силой оружия обезвредить нарушителей порядка и права. Такие же задачи подсудимый поставил находившейся под его руководством полиции, которую он призывал в упомянутой обвинением речи действовать энергично и честно исполнять свой долг. Каким образом подобный призыв к выполнению долга может быть недопустимым, остается непонятным.
Во время допроса подсудимый Геринг подробно изложил, по каким причинам и на основании каких принципов он считал, что необходимо предпринять реорганизацию полиции. Эти причины никоим образом не могут быть подвергнуты сомнению.
В этой связи следует указать на то, что согласно существующим принципам международного права суверенные государства имеют право регулировать свои внутриполитические отношения по своему усмотрению.
Захват власти национал-социалистской партией, естественно, натолкнулся на сопротивление, и прежде всего со стороны левых партий, которые не были согласны с положением, создавшимся вследствие этого прихода к власти. Противники вовсе не были слабыми ни в численном отношении, ни в отношении имевшихся в их распоряжении средств. По этой причине новые правители увидели серьезную опасность для своей власти в том, что эти враждебные им партии будут беспрепятственно продолжать свою деятельность, поэтому они должны были своевременно и заранее обезопасить себя от такой угрозы.
Чтобы стабилизировать собственную власть и с самого начала в зародыше подавить всякую возможность волнений, подсудимый Геринг по соображениям государственной целесообразности считал необходимым одним разом арестовать вождей и деятелей коммунистической партии и смежных с нею организаций. О причинах таких действий подсудимый сам подробно рассказал. Для устранения опасности и для обеспечения безопасности государства принятые подсудимым меры вызывались государственной необходимостью. Так как речь шла о превентивных мерах, то для ареста вовсе не было необходимой предпосылкой совершение наказуемого антигосударственного действия или наличие подготовки к совершению его. Для ареста было достаточно — так как речь шла о политическом акте государственной самозащиты — принадлежности к одной из упомянутых выше групп и активного участия в них.
Эти соображения вскоре после прихода национал-социалистов к власти привели к созданию концентрационных лагерей.
Подсудимый Геринг руководствовался мотивами такого же характера, когда он в 1933 году создал концентрационные лагеря и издал законы относительно тайной государственной полиции.
Когда обвинение утверждает, что здесь речь идет об осуществлении заговора, ставившего себе целью преступления против человечности, то оно, высказывая эту точку зрения, не учитывает действительную политическую жизнь тех лет. Такой заговор не существовал, у подсудимого не было намерения совершить преступления против человечности, и он не совершал этих преступлений. В качестве одного из политических уполномоченных германского правительства он чувствовал себя обязанным защищать последнее от опасных нарушителей и тем самым способствовать дальнейшему существованию национал-социалистского жизненного порядка. Будучи далеким от того, чтобы видеть преступления в этих мероприятиях, он считал их, напротив, неизбежными средствами, необходимыми для того, чтобы укрепить политический порядок как основу всякого права.
