Кристина Брук - Без ума от графа
– Любимая. – Он нежно прижал ее к себе.
Положив голову ему на плечо, Розамунда дрожащим от слез голосом спросила:
– А если бы моя мать предложила тебе купить этот портрет, ты бы согласился?
– Портрет? – Он понимал, как важен для нее ответ, но не знал, что ответить.
– Гм-гм, я как-то не думал об этом.
– Ладно. Забудь.
Искушение поверить ей на слово было велико, но Гриффин отмел его.
– Конечно, я купил бы его, лишь бы не ставить тебя в неловкое положение.
– А с другой стороны? – не унималась Розамунда. – Ты бы хотел иметь такую картину?
Он не успел как следует рассмотреть картину лишь в общих чертах. Впрочем, он видел ее позирующей.
Но в этом портрете было что-то непристойное. Дело в том, что ее полуодетый образ был дорисован намеренно в чувственных выражениях. Картина была написана с единственной целью – возбудить похотливое, гнусное желание, с которым старые развратники рассматривают непристойные картинки в тех местах, где их продают.
– Нет, вряд ли, – задумчиво произнес он. – Особенно из рук твоей матери. Да и зачем мне такое изображение, когда рядом со мной находится живая женщина из плоти и крови?
Она всхлипнула. Гриффин испугался. Неужели он сказал что-то не то?
– Нет, конечно, мне всегда приятно смотреть на тебя, но мне хочется не только смотреть, хотя ты очень красивая. Мне нравится разговаривать с тобой, смеяться вместе с тобой. Мне хочется, чтобы ты делилась со мной своими мыслями, переживаниями. Мне ты нравишься такая, как есть.
Гриффин умолк, не зная, что еще сказать.
– Прости, не умею объяснить как следует.
– Не волнуйся, кажется, я поняла. Спасибо.
Он с облегчением вздохнул наконец-то в ее голосе послышалась радость.
– Я правильно ответил?
– Абсолютно правильно. Ты ответил лучше, чем я ожидала.
Прильнув к нему, она поцеловала его в знак благодарности, обвила шею руками и прошептала:
– Знаешь, я передумала. Если не возражаешь, давай займемся любовью.
Когда леди Стейн вошла в гостиную, то там, к своему немалому удивлению, нашла Гриффина, который терпеливо дожидался ее возвращения.
Он встал, но не из вежливости, а из презрения к ней.
Леди Стейн сняла шляпку, но ее руки дрожали и движения были неловкими. Однако она нашла в себе силы гордо вскинуть голову и спросить:
– Каким образом вы попали сюда?
– О, это было не трудно.
Она торопливо оглянулась по сторонам и вдруг увидела сына, стоявшего у входа в гостиную с внутренней стороны дома. Его мрачный вид не предвещал ничего хорошего. Ксавье окинул мать долгим, испытующим взглядом, от которого у Нериссы мурашки побежали по коже.
Насторожившись, она замерла на месте.
– Я слышала, ты уехал из города, – пробормотала она, но тут же не без ехидства добавила: – Впрочем, отъезд ты мог придумать в виде предлога, чтобы не ходить на мой вечер.
– К сожалению, я должен был уехать, иначе непременно был бы на твоем рауте, можешь мне поверить. Тогда я смог бы избавить мою сестру от унизительного оскорбления. И от кого? От своей родной матери.
Леди Стейн приободрилась.
– А-а, вот чем вызван ваш визит? Что за пустяки, стоило из-за этого так волноваться? Моя дочь слишком впечатлительна. Тут не было ничего оскорбительного. Если бы я знала, что это вызовет у нее неодобрение…
Усмехнувшись, леди Стейн опустила глаза.
– Вот уж не думала, что Розамунда расскажет обо всем тебе, а также своему мужу. Не пойму, из-за чего весь шум.
– Не надо нам морочить голову, мадам. Не тратьте попусту слова, – сказал Гриффин.
Как это ни странно, он больше не ревновал Розамунду к Лодердейлу. Как было разумно с ее стороны не обращать внимания на его слабость. Но если бы подобное случилось несколько недель назад, – тут Гриффин покачал головой, – не стоило даже думать об этом.
Холодным тоном Ксавье произнес:
– Ваше коварство не знает пределов, тем не менее не стоит намекать, что моя сестра по своей воле приняла участие в вашей затее.
Леди Стейн открыла было рот, чтобы возразить, но Ксавье прервал ее, не позволив произнести ни слова.
– Если вы в самом деле вынашиваете подобный план, тогда мне следует подумать о более суровом наказании дополнительно к тому, что я уже придумал для вас. Вы сейчас немедленно покидаете этот дом, а также я урезаю ваше содержание, которое так щедро выплачивал до сих пор.
Глаза леди Стейн округлились от ужаса, когда чудовищность услышанного дошла до ее сознания.
– Что? – жалобно воскликнула она. – Ты неблагодарный. Эгоистичный негодяй! Мне следовало сделать аборт, чтобы ты не появился на свет!
В бешенстве она схватила китайскую вазу и бросила ее, целясь в голову сыну.
Но Ксавье на лету играючи поймал вазу и, повернувшись, как ни в чем не бывало поставил ее на каминную полку.
Презрительно хмыкнув, он произнес:
– Приберегите вашу злость и негодование для других, матушка. Мне уже надоели ваши фокусы. Хватит.
Ксавье открыл дверь, ведущую на улицу, и крикнул стоявшему там лакею:
– Вещи ее светлости упаковали и снесли вниз? Готов ли экипаж?
– Ты не посмеешь, – растерянно залепетала леди Стейн. – Это возмутительно! Это неслыханно! Ксавье, что ты делаешь? Разве можно так поступать с матерью? Что скажут люди?
– О, я уверен, все скажут – поделом ей, – невозмутимо возразил Ксавье. – Но если ты станешь распространять грязные сплетни о Розамунде, винить ее во всем и чернить в глазах света, я уничтожу тебя.
– Я хочу получить то, что принадлежит мне по праву!
Я одна воспитывала двух детей, когда отец ушел от нас. Неужели ты не видишь, какая это была жертва с моей стороны?
Ксавье презрительно улыбнулся:
– Нам с сестрой было бы спокойнее жить среди волков, чем вместе с тобой.
После некоторого раздумья Ксавье тряхнул головой:
– Нет, бесценная матушка, вы растратили все свое состояние на драгоценности, туалеты, наряды… Ах да, вы еще безудержно играли и чаще всего проигрывали. Однако вам досталось наследство от отца.
– Жалкие крохи!
– Не говорите так, мадам, – возразил Ксавье. – Вы получили гораздо больше, чем имели на это право.
Леди Стейн облизнула губы и прищурилась.
– Сколько вы заплатите мне за то, чтобы я молчала об этой истории с Розамундой?
Ксавье бросил на мать такой презрительный и жестокий взгляд, что Гриффину стало не по себе.
– Лучше поговорим о том, что я предприму, если вопреки благоразумию вы не будете хранить молчание. – Ксавье шумно вздохнул. – Жизнь в больших городах полна опасностей, разве не так? Несчастный случай с каретой, неожиданная пуля от браконьера в лесу или непомерно большая доза снотворного на ночь…
Ксавье широко развел руки:
– Вот видите, сколько возможностей.
Сломленная, леди Стейн заплакала. Вид у нее сразу стал жалким и беспомощным.
Вышколенный слуга, по всей видимости – из числа прислуги Ксавье, с невозмутимостью, достойной похвалы, взирал на сцену.
Уничтоженная и униженная, маркиза вышла из гостиной.
Ксавье повернулся к Гриффину и ухмыльнулся.
– Вы себе не представляете, какое удовольствие доставляет мне подобное зрелище. Сколько лет я искал предлог, чтобы осуществилось мое тайное желание.
– Мне тоже очень приятно. – Гриффин протянул руку Ксавье, и тот не задумываясь пожал ее.
Несмотря на весь свой сарказм, Ксавье выглядел довольно мрачно: лоб пересекла глубокая морщина, лицо серое, щеки ввалились. Что бы он ни говорил, но расставание с матерью давалось тяжело.
Гриффин посочувствовал ему:
– Если бы я знал, что все так кончится…
Ксавье нахмурился еще сильнее.
– Вы ни в чем не виноваты. Более того, вы даже не представляете себе, на что способна моя мать. Откровенно говоря, даже я не представляю всей меры ее коварства. – Он горько усмехнулся. – Мне не следовало уезжать. Тогда, полагаю, ничего подобного не случилось бы.
– Мы не отвечаем за чужие ошибки.
Ксавье лишь пожал плечами и вдруг совершенно неожиданно для Гриффина произнес:
– По-видимому, мне следует выразить вам мою благодарность.
– Какую благодарность? Зачем?
– Вы любите мою сестру, а она – вас.
Ксавье помолчал.
– Ведь я думал о вас обоих иначе, плохо думал.
Гриффин не знал, что ответить. Его чувства к Розамунде были слишком сокровенными, чтобы говорить о них в открытую. Он не любил откровенничать.
Отвернувшись, он посмотрел в окно.
По двору шла леди Стейн в сопровождении слуги, направляясь к дожидавшемуся ее экипажу. И хотя ее голова была высоко поднята, красные пятна на щеках выдавали боль и волнение.
Гриффин вздохнул: как было бы хорошо, если бы их жизненные пути никогда больше не пересекались.
Глава 25
Письмо было написано тем же самым почерком, что и в предыдущий раз. Но теперь отправитель не поленился и послал письмо не в Пендон-Плейс, а прямо в Лондон.
В раздумье Гриффин смотрел на лист бумаги. Раньше он не знал, какие чувства движут автором письма – то ли злоба, то ли обида. Теперь же не могло быть никаких сомнений – шантаж.
