Кристина Брук - Без ума от графа
– Я не люблю вас, капитан Лодердейл. И никогда не полюблю, – произнесла Розамунда.
Но он не слушал ее, он был словно в чаду, буквально помешавшись от любви. Розамунде даже стало страшно. Казалось, еще немного – и он забудет о своем обещании держать себя в руках.
А Гриффин?! Разве он поверит в ее невинность до их свадьбы, если Лодердейл покажет ему ее портрет? Кто поверит в то, чтобы родная мать могла поступить так подло по отношению к собственной дочери?
А что будет, если Лодердейл начнет показывать портрет своим приятелям и намекать на их близость? Дрожь пробежала по спине Розамунды. Тогда она пропала, погибла. Ее репутация будет испорчена навсегда.
– Что вы хотите в обмен за эту картину? – спросила она.
Обеспокоенный, Лидгейт подошел к Гриффину:
– Вы не видели Розамунду?
Гриффин покачал головой и плеснул себе еще бренди. Библиотека, где он пребывал в одиночестве, с появлением Лидгейта явно утратила прежнее очарование.
Лидгейт нахмурился.
– Я видел, как она разговаривала с матерью и Лодердейлом.
Стакан едва не выпал из рук Гриффина.
– Неужели? С этого и надо было начинать.
Понадобилось немало времени, чтобы найти, куда направилась вышеупомянутая троица. Гриффин надеялся, что присутствие матери отобьет у Лодердейла желание приставать к Розамунде; впрочем, как он полагал, на леди Нериссу не стоило слишком полагаться.
Наконец лакей сказал, что видел, как они поднялись наверх, в галерею.
– Нам сюда. – Лидгейт указал, куда идти.
По лестнице они бежали, перепрыгивая через одну-две ступени. Сердце едва не выпрыгивало из груди у Гриффина. Если этот негодяй осмелится что-либо сделать с ней, он разорвет его на части голыми руками.
Когда, запыхавшись, они вбежали в галерею, там была только Розамунда.
– Боже! – тяжело дыша, воскликнул Гриффин.
Она стояла на краю стула с изогнутыми ножками, и в руках у нее блестела шпага. С одной ноги свалилась бальная туфелька, тщательно уложенная прическа покривилась, а часть волос рассыпалась по плечам.
Пораженные Гриффин и Лидгейт застыли на месте, Розамунда еще не заметила их появления. Со злобным криком она наносила удары по висевшему на стене портрету. К удивлению Гриффина, это был портрет самой Розамунды. Она колола и рубила свое изображение до тех пор, пока не обессилев от усталости, не опустила шпагу вниз и не разрыдалась.
В тот же миг Гриффин, отняв у нее шпагу, отдал ее Лидгейту и тут же подхватил ослабевшую Розамунду на руки. Рыдания сотрясали ее тело. В промежутках между всхлипываниями она рассказала ему все. При упоминании о требовании Лодердейла Гриффин и Лидгейт обменялись свирепыми взглядами.
– Я сказала, что хочу получить удовольствие, а для этого лучше всего будет поехать к нему, причем прямо сейчас. Он пошел распорядиться, чтобы его экипаж подали к черному ходу. Мне надо было избавиться от него, чтобы успеть сделать это.
Она указала рукой на жалкие остатки портрета и истерически рассмеялась.
– Ха-ха, ха-ха, портрета больше нет. Теперь он не посмеет коснуться меня.
Холодная ярость ослепила Гриффина. Лодердейл должен умереть, но его смерть не будет легкой и быстрой. Он посмел подло шантажировать его жену; мало того, чтобы избежать его домогательств, ей пришлось уничтожить свое прекрасное, Гриффин все-таки успел многое разглядеть, изображение. Как это ни странно, но Гриффина больше огорчила утрата чудесного портрета, чем гнусные приставания Лодердейла.
Когда он увидел, как жена исступленно колет свое изображение, ему стало обидно и досадно. Теперь наконец он все понял.
– Я убью его, – тихо сказал он Лидгейту.
Голубые глаза Лидгейта холодно и злобно блеснули, в них отразилось предвкушение убийства, именно того, что хотел сделать Гриффин со своим обидчиком.
– Он мой, – предупредил Гриффин.
– Будь по-вашему, – буркнул Лидгейт. Но в его тоне прозвучали невысказанные слова. – Посмотрим, как вы это сделаете.
На лестнице послышался шум шагов, и через минуту перед ними предстал слегка запыхавшийся Лодердейл.
Следует отдать ему должное. Увидев Гриффина и брата Розамунды, он не испугался, не побежал назад. Подойдя поближе, Лодердейл высокомерно кивнул. Приподняв брови, он столь же надменно произнес:
– Видно, вы собираетесь бросить мне вызов, милорд? Какое оружие…
Он не успел закончить фразы. Кулак Гриффина заткнул ему рот.
– Нет, не собираюсь, – ответил Гриффин, надвигаясь на отлетевшего к стене Лодердейла. – Вызов на дуэль – это удел благородных джентльменов. А вы, сэр, к ним не относитесь.
Лодердейл пришел в себя и принял боевую стойку. Гриффин немедля напал на него: первый удар он нанес в печень, другой – в солнечное сплетение, а потом сразу – апперкот. Едва не взлетев на воздух, капитан рухнул на пол.
Но он был крепким и не стал отлеживаться как трус. Он медленно встал. Покачиваясь словно пьяный, он, защищаясь, опять приподнял руки.
– Кончай с ним, – буркнул Лидгейт. – Побыстрее.
Гнев застилал сознание Гриффина, но он все расслышал. Да, сейчас он покончит с ним. Он уничтожит Лодердейла, убьет, накажет за все унижение, которое он причинил Розамунде.
Он нанес ему удар в голову. Лодердейл обмяк, и Гриффин начал его избивать, стремясь превратить его красивое лицо в кровавое месиво.
Но тут каким-то чудом Лодердейлу удалось выйти из схватки. Его ноги запутались, он оступился и упал, покатившись вниз по лестнице.
Добыча ускользнула. Гриффин с глубоким сожалением смотрел туда, где раньше стоял его противник, который вдруг исчез из виду.
Послышался удивленный и испуганный шепот гостей. Но тут же раздался спокойный голос Лидгейта. Он быстро спустился вниз и всех успокоил.
– Извините, дорогие леди и джентльмены. Сожалею, но, видимо, он выпил слишком много ликера и не удержался на ногах. Эй, слуги, вызовите экипаж капитана. Осторожней, тут ведь леди. – Последние слова адресовались Гриффину.
Все поняв, он быстро отскочил назад, чтобы его не было видно смотревшим снизу вверх вдоль лестницы гостям. Хотя вмешательство Лидгейта его не обрадовало, поскольку он собирался раз и навсегда покончить с Лодердейлом.
Но придя немного в себя, Гриффин уже с большей теплотой подумал о Лидгейте. Он избавил его и Розамунду от скандала. Более того, Лидгейт продолжал усердно гасить возникшее внизу недоумение.
Успокоившись на этот счет, Гриффин повернулся к Розамунде. Она, сидя на диване, плакала, закрыв лицо руками, и повторяла:
– Я никогда не любила его… никогда не любила…
– Я знаю, дорогая. С моей стороны было бы глупо поверить в такую нелепость.
Нежно обняв Розамунду за плечо, он принялся ее утешать. Опомнившись от пережитого кошмара, она испуганно воскликнула:
– Боже мой, наверное, я ужасно выгляжу.
– Мне это безразлично, – ободрил он ее.
– Зато мне не безразлично, – заметила она.
– Я поднимусь наверх в одну из спален и вызову к себе горничную. Она поможет привести меня в порядок.
– Я пойду вместе с тобой, – прошептал Гриффин.
Улыбнувшись, она ответила:
– Нет, не надо. Но я буду тебе очень благодарна, если ты вызовешь наш экипаж. Я намерена как можно скорее уехать отсюда.
Перед тем как уйти, Розамунда пожала ему руку и тихо шепнула:
– Огромное тебе спасибо, Гриффин.
Приподнявшись на цыпочки, она поцеловал его в щеку.
Глава 24
Лежа на спине, Гриффин напряженно думал о том, что произошло сегодня на рауте. Рядом с ним неподвижно и тихо спала, или делала вид, будто спит, Розамунда.
Гриффин не сомневался: ей, как и любой женщине, хотелось выговориться, так сказать, облегчить душу – но не знал, как выразить свое участие, предложить поддержку – одним словом, помочь.
Главное затруднение заключалось в том, что он не знал, с чего начать. Все понимая, он никак не мог представить главного, как может быть легче после такого разговора, во время которого пришлось бы восстанавливать в памяти неприятные и даже гнусные детали случившегося. Надо было, чтобы она перестала страдать, отбросила прочь все мучившие ее мысли.
Гриффин молчал и тоже мучился. Мысленно он клялся, что вот сейчас соберется с духом и даст ей то, в чем она нуждалась – участие и любовь.
Он еще поворочался немного, а затем, не выдержав, начал:
– Я не сплю. Если ты не против, то мы могли бы…
В ответ послышался напряженный голос Розамунды:
– Мне очень жаль, Гриффин, но сейчас у меня нет никакого настроения заниматься любовью.
Шокированный, Гриффин произнес:
– Нет, я хотел, я думал, может, тебе хочется… мм… поговорить. О том, что случилось.
Он поморщился, ему показалось, что она сейчас выразит ему свое презрение. Но она молчала, хотя до его слуха долетали еле слышные сдавленные вздохи, отдаленно похожие на сдерживаемые рыдания.
– Любимая. – Он нежно прижал ее к себе.
Положив голову ему на плечо, Розамунда дрожащим от слез голосом спросила:
