Император ярости - Джаггер Коул
Он знал? Он всегда знал?
Я хочу закричать этот вопрос ему, но он слишком слаб. Слишком далеко зашел. Его тело отключается.
Желание закричать поднимается в груди, но я подавляю его. Не могу показывать слабость. Не сейчас, не перед монстром, который держит нас.
— Я не сделаю этого, — хриплю, мой голос хриплый и сломанный. — Я не убью его.
Громкоговоритель шипит в ответ тишиной, долгий, тяжелый момент. Я задаюсь вопросом, ответит ли голос вообще. Может быть, они наконец сдались, может быть, они просто…
Скрип металла раздается по комнате, когда маленький лоток проскальзывает через щель под дверью. Это то же самое каждый раз: наполовину сгнивший кусок хлеба и чашка воды, которая выглядит так, будто ее вычерпали из зловонной лужи. Минимум, чтобы держать нас в живых.
Едва.
— Ну что ж, попробуем снова завтра, — говорит голос, спокойный и невозмутимый. — У нас все время в мире.
Боже мой. То, как голос говорит это — уверенность, терпение.
Это нервирует.
Это говорит мне, что тот, кто стоит за этим голосом, действительно верит, что никто не придет за нами: что мы совершенно одни здесь, спрятаны в каком-то аду, который они создали, где нас никто никогда не найдет.
Я смотрю на Хану. Ее глаза стеклянные, но в них все еще есть искра решимости. Она еще не сдалась. Не полностью. Но я знаю, что она так же напугана, как и я. Мы обе знаем, что голос имеет в виду под «всем временем в мире».
Никто не придет.
Комната тиха, за исключением тяжелого дыхания Кира и редких капель воды откуда-то из стен. Хане и мне не нужно говорить, чтобы понять, что происходит. С каждым днем, который проходит, с каждым днем, когда мы отказываемся от требования голоса, мы становимся слабее. Кир становится слабее. В конце концов, мы больше не сможем отказываться. Или Кир просто умрет в любом случае.
Паника начинает подкрадываться. Но я заставляю себя оставаться спокойной. Не могу поддаться страху. Не могу позволить ему взять верх.
Потому что глубоко внутри, в той части меня, которая все еще цепляется за надежду, я знаю, что Мал где-то там. Я чувствую это.
Он идет.
Он должен идти.
46
МАЛ
Черт. Фермерский дом выглядит так же заброшенно, как и когда я был здесь раньше.
Ночь все еще висит в воздухе, окутывая это место густым, тяжелым туманом, который давит на мою кожу, хотя я уже начинаю видеть первый проблеск утреннего света, пробивающегося над горизонтом.
Я присел низко в кустах, мои глаза прикованы к разрушающейся конструкции. Она была заброшена годами, оставлена гнить, как нарыв на этой пустынной ферме, но Йонас здесь.
Я чувствую это.
Мои кулаки сжимаются, пока я жду. Дверь фермерского дома скрипит, и мое дыхание замирает.
Это он.
Он был всего лишь мальчишкой, как и я, той ночью двадцать лет назад, когда он кричал на меня снова и снова на этом самом месте.
Ты убил его. Ты убил нашего отца. Ублюдок, ты убил его.
Помню, как тряс Йонаса, когда он стоял на коленях рядом с безжизненным телом Каспера, держа голову нашего деда на коленях. Я сказал ему пойти со мной, оставить это место и кошмары позади и начать новую главу.
Он отказался. Он посмотрел на меня и сказал, что заставит меня заплатить.
Сегодня ночью наконец выполняет эту угрозу.
Он движется небрежно, выходя в тусклый свет, почти лениво, как будто это место не имеет над ним власти. Как будто руины нашего общего, сломанного прошлого теперь его королевство.
Йонас идет к машине, припаркованной на краю участка. Он садится в нее и уезжает, пока низкий рык двигателя не растворяется вдалеке. Он направляется в ближайший город Мёсвингер.
Я подозревал это на пути сюда во второй раз. Вот почему это место выглядело заброшенным в прошлый раз, когда я был здесь — он держит Хану, Фрею и Кира где-то на территории, пока сам живет в городе.
Эта мысль вызывает прилив адреналина. Они здесь.
Мой телефон вибрирует. Я не отвечаю, на случай, если Йонас установил скрытые меры безопасности. Но после того, как я отклоняю звонок Кензо, я пишу ему в ответ.
Я:
Я здесь. Йонас только что уехал.
Кензо:
ЖДИ нас, Мал. Мы только что приземлились. Мы можем быть там через сорок пять минут.
Я стискиваю зубы. Рад, что Кензо здесь вместе с Таком, Дэмиеном и сорока силами Мори-кай и Николаевых. Но у меня нет сорока пяти минут.
У Фреи, Ханы и Кира их тоже может не быть.
Я пишу Кензо в ответ полную ложь о том, что буду ждать его, чтобы он не запаниковал и не попытался позвонить мне. Затем выключаю телефон.
Выскакиваю из кустов, мои ботинки бесшумно ступают по влажной земле, пока я бегу через двор. Достигаю дома и открываю дверь, запах гниения атакует мои ноздри.
Мои мышцы непроизвольно напрягаются, когда я вхожу внутрь, осматривая каждый дюйм темного, разрушающегося интерьера. Воспоминания о жестокости Каспера и боли, которую мы пережили в этом месте, обрушиваются на мою психику разом.
— Фрея! — зову я, мой голос эхом разносится по пустому пространству.
Никакого ответа.
Двигаюсь быстрее, прорываясь через комнаты, отчаянно ища любой знак их присутствия. Я пропустил это, когда был здесь раньше, отказываюсь пропустить это снова.
На первом этаже ничего нет. Только остатки старой мебели и призраки наших измученных детств. Второй этаж едва выдерживает мой вес, но там тоже ничего нет. Я направляюсь в подвал, грудь сжимается, когда я спускаюсь по скрипучим деревянным ступеням.
Здесь Каспер держал нас. Бил нас. Мучил нас. Ужасы прошлого грызут меня изнутри, но я пробиваюсь через них, сосредотачиваясь на настоящем.
Я ищу каждый угол, каждую щель. Они должны быть здесь где-то. Мне просто нужно найти…
Замираю, когда вижу это. Странный кусок пола в дальнем углу, странно чистый в грязном, покрытом пылью пространстве.
Мой живот сжимается.
Я использую лом, прислоненный к стене, чтобы поднять половицу, и вот оно: металлическая дверь, которая открывается к металлической лестнице, ведущей вниз в темноту.
Мой пульс стучит, когда я спускаюсь, узкая винтовая лестница ведет вниз в черноту. Воздух становится холоднее и влажнее, когда я достигаю бетонного пола внизу. При тусклом свете, проникающем сверху, я едва могу разглядеть длинный коридор, уходящий вперед в мрак.
Так что я иду туда, двигаясь осторожно, все мои чувства
