Император ярости - Джаггер Коул
— Что-то… не так?
— Кто мужчина, который вас нанял? — рычу я, мое терпение на исходе.
Китамура хмурится.
— Простите, но что это? Что происходит?
К черту.
— Мужчина, который вас нанял, — это убийственный психопат, который использовал вас, чтобы обмануть Фрею и мою кузину, а затем похитить их обеих.
Лицо Китамуры падает, ужас накрывает ее.
— Это ужасно! — Затем она осознает свою непреднамеренную роль в произошедшем. — О боже… — задыхается она, прижимая руку к груди. — О боже, и я… я помогла ему…
— Вы не знали, — холодно говорю я. — Но сейчас, Китамура, мне нужна любая связь с этим человеком, которая у вас может быть. Все, что может привести меня к нему.
Ее глаза мечутся, лицо бледное, она обнимает себя.
— Я… я не знаю, есть ли у меня что-то. Я встречала его только дважды — один раз, когда он нанял меня, и один раз, когда заплатил, наличными.
— Он оплатил вашу поездку в Нью-Йорк?
Она кивает.
— Да, но он просто дал мне деньги. Я сама купила билеты.
Я про себя ругаюсь по-английски, отворачиваясь.
— О! У меня есть его номер, если это поможет? — нервно говорит она. — Мы обсуждали детали работы по телефону несколько раз.
Я смотрю на нее.
— Это, Китамура, было бы очень кстати.
Пять минут спустя, поблагодарив ее еще раз и заверив, что якудза — она могла понять по моим татуировкам — не заинтересована в ней, я снова на улице, звоня Орену.
Он берет трубку после первого гудка.
— Мне нужно еще кое-что от тебя, — бормочу я.
— Что угодно, — рычит он. Он уже слышал о том, что случилось с Фреей, Ханой и Киром.
— Мне нужно выяснить, активен ли номер. Если да, нужно отследить его последнее известное местоположение.
Это долгий шанс, но номер, который он использовал для связи с Китамурой, отличается от того, который он исторически использовал для звонков мне.
Я просто надеюсь, что он все еще держит этот телефон при себе.
— Сделано. Какой номер?
Я диктую номер Орену. На другом конце пауза, затем его голос звучит слегка недоверчиво.
— Черт возьми, он все еще активен. Я отслеживаю его сейчас.
Мой пульс пропускает удар.
Еще одна пауза.
— Норвегия.
Нет…
— Похоже на… ферму какого-то рода.
Мое сердце сжимается.
— Да, вот оно. Это ферма на озере Йордан! Я отправлю тебе координаты сейчас.
Все мое тело напрягается и холодеет.
Я пропустил их.
Я был, черт возьми, прямо там, и я пропустил их.
Все, о чем я могу думать, — это крик Фреи.
— Спасибо, Орен, — с трудом выдавливаю я, прежде чем повесить трубку, мое лицо маска смерти.
Я пропустил их в этом проклятом месте в первый раз. На этот раз я разнесу это место по кирпичику.
45
ФРЕЯ
— Доброе утро.
Вздрагиваю, содрогаясь, когда статичный голос раздается из громкоговорителя, разрезая тишину, как лезвие.
Я сглатываю сухость в горле, моргая, просыпаясь под тем же тусклым светом, который горит с тех пор, как мы здесь оказались. Рядом глаза Ханы открываются, ее светлые волосы безжизненные, лицо восковое, фиолетовые круги под глазами становятся все заметнее.
— Хана…
— Я в порядке, — бормочет она резко, заставляя себя слабо улыбнуться.
Но это не так. Никто из нас не в порядке.
Я встаю и подхожу проверить Кира. О боже…
Ему плохо. Совсем. Его лицо уже выглядит так, будто он наполовину в могиле, и он едва может поднять голову с пола. Я потеряла счет, сколько времени мы здесь. Три дня? Четыре? Пять?
Достаточно долго, чтобы Кир, если он останется здесь ещё ненадолго, мог умереть.
Это не «впускать негатив» или «терять надежду». Это реальность. Хана и я сделали все, что могли, для раны на его боку, но он потерял тонну крови, она определенно инфицирована, и у нас нет ничего, чтобы ее очистить. Небольшое количество воды, которое раз в день просовывают через щель внизу двери в эту комнату, вместе с какой-то грязной едой, практически гнилое.
Я оглядываюсь на Хану, ссутулившуюся у стены, выглядящую… серой.
Это из-за воды? Из-за еды? Из-за спертого воздуха здесь? Что бы это ни было, ей плохо. Ее глаза смотрят безжизненно с вчерашнего дня, а пот на лбу говорит мне, что температура не спала.
Я пытаюсь подавить свою тревогу, поворачиваясь обратно к Киру. Отодвигаю рубашку от его раны, морщась от запаха.
Ему нужен врач. Прямо вчера. И Хане тоже.
После того как я устроила Кира поудобнее, иду к ведру в дальнем, тусклом углу комнаты. После того как я справляю нужду, возвращаюсь к Хане, чтобы проверить ее. Она слабо отмахивается от меня.
— Я в порядке, Фрей.
Стискиваю зубы. Она бросает на меня взгляд, который говорит: «Я знаю, что ты мне не веришь, но, пожалуйста, оставь это».
Так что я оставляю. Пока.
— Давайте попробуем снова, хорошо?
Мы обе вздрагиваем от металлического голоса из динамика в потолке. Это тот же раздражающий тон, который я слышу каждое утро за последние сколько-то дней, что мы здесь, всегда сопровождаемый тем же требованием, тем же извращенным обещанием. Но сегодня… Что-то другое. Слова кажутся тяжелее. Холоднее. Мрачнее. Как будто даже бестелесный голос устал от своей больной игры.
Я дрожу на каменном полу, холод проникает в кости. Мой взгляд переходит на Кира, ссутулившегося у сырой стены. Он едва в сознании, его дыхание поверхностное и неровное. Его кожа блестит болезненным блеском, инфекция распространяется быстрее, чем я ожидала. Каждый кашель, каждый прерывистый вдох ощущается, как будто он отнимает у нас последние минуты с ним.
Хана хмурится рядом со мной. Она пыталась оставаться сильной, но я вижу это в ее глазах — страх, беспомощность. Каждый день голос просит меня сделать немыслимое. Каждый день я отказываюсь.
Я снова смотрю на Кира, сердце сжимается в груди. Этот человек дал мне второй шанс в жизни. Цель, выходящую за пределы простого воровства ради выживания. Я восхищалась им, уважала его и любила годами.
И, возможно, он мой отец.
Кажется безумием доверять чему-то, исходящему из громкоговорителя над нашими головами. Но это то, от чего я не могу избавиться. Я смотрю на Кира и задаюсь вопросом: а что, если?
Что, если бестелесный голос говорит правду? Что, если человек, к которому я обращалась за руководством и считала семьей все эти годы, на самом деле моя кровь?
Это не должно ничего менять, но — это меняет. Во мне происходит сдвиг, разница в
