Даниэла Стил - Обещание страсти
– Да, парень, на этот раз мы попались. Эдвард, должно быть, при смерти, бедняжка.
Но в ее голосе не было сочувствия. Она сказала это как-то рассеянно.
– Это мягко сказано.
Алехандро стало почти жаль его. Он был так потрясен. Словно его предали.
– Ну что ж, любишь кататься, люби и саночки возить, как говорят. И насколько ужасны эти снимки?
Настолько, насколько он вообще могут быть ужасны. Когда репортеры заметили их, она была в истерике. Алехандро вытащил из-под кровати вечерний номер газеты «Экземинер» и протянул ей. На первой странице была фотография Кассии, обмякшей в объятиях Алехандро. Она съежилась, увидев ее, и прочитала подпись под снимком: «Светская львица Кассия Сент-Мартин, тайная подружка бывшего заключенного Лукаса Джонса, бьется в истерике у выхода из зала суда, в котором…» Это даже хуже, чем она опасалась.
– Я думаю, Эдварда больше интересует, в каком ты сейчас состоянии.
– Вот засада! Не сомневаюсь. Он, должно быть, на грани сердечного приступа из-за этой истории. Ты не знаешь Эдварда.
Она сказала это как ребенок, который боится своего отца. Это показалось Алехандро очень странным.
– А он знал про Люка?
– Нет. Он знал, что я брала у него интервью. Еще он знал о том, что в моей жизни кто-то появился в последние месяцы. Ну что ж, рано или поздно все должно было выплыть наружу. Нам и так везло до сих пор. Хотя жаль, что это произошло именно так. А газетчики не звонили?
– Несколько раз. Я сказал им, что у нас нет комментариев и что ты сегодня улетаешь в Нью-Йорк. Я думал, это заставит их отстать от тебя и заняться слежкой в аэропорту.
– И в вестибюле отеля.
Об этом он не подумал. Какая же у нее ненормальная жизнь!
– Нужно будет позвонить менеджеру, чтобы он помог нам незаметно выбраться отсюда. Я хочу переехать в «Ритц». Там они нас не найдут.
– Возможно, но ты можешь рассчитывать на их заинтересованность завтра, если захочешь повидать Люка в тюрьме.
Она поднялась и посмотрела на него ледяным взглядом.
– Нет, не «если», а «когда». И если они захотят вести себя по-свински, пусть катятся ко всем чертям.
* * *День медленно тянулся в полном молчании и в сигаретном дыму. Их переезд в «Ритц» прошел незамеченным. «Подарок» менеджеру в виде пятидесяти долларов воодушевил его на то, чтобы вывести их через черный ход и потом держать рот на замке. Очевидно, он так и сделал. В «Ритц» им никто не звонил.
Кассия сидела, погрузившись в свои мысли, почти не разговаривая. Она думала о Люке, о том, как он выглядел, когда его уводили, и как он выглядел в библиотеке перед этим. Тогда он был свободным человеком, в эти последние бесценные мгновения.
Она позвонила Эдварду из «Ритца» и с трудом выдержала короткий, мучительный разговор. Они оба плакали. Эдвард все время повторял: «Как ты могла так поступить?» Он оставлял слова «со мной» несказанными, но они все равно подразумевались. Он хотел, чтобы она вернулась домой или позволила ему прилететь к ней. Он взорвался, когда она отказалась.
– Эдвард, пожалуйста, ради бога, не поступай так со мной. Не дави на меня сейчас!
Она прокричала это сквозь слезы и на мгновение задумалась, почему они без конца швыряют друг в друга обвинения. Какая разница, «кто с кем так поступает». С ней так поступили, с Люком, но Эдвард в этом не виноват. И она ничего не сделала Эдварду, во всяком случае, намеренно. Их смяла неумолимая машина правосудия, и никто не может им помочь или остановить это безумие.
– Ты должна вернуться домой, Кассия! Подумай, что они с тобой там сделают!
– Они уже это сделали, и если вся история попала в газеты в Нью-Йорке, какая разница в том, где я нахожусь. Господи, я могу улететь в Танжер, и они все равно будут охотиться за мной.
– Это просто невероятно. Я до сих пор не понимаю. Кассия, бог мой, девочка, ты должна была знать, что это с ним случится. И та история про то, что он болен, ты ведь это имела в виду, не так ли?
Она молча кивнула, и он еще резче переспросил:
– Разве не так?
– Да. – Ее голос прозвучал очень тихо, он был надломленным и полным боли.
– Почему ты мне не рассказала?
– Как я могла?
Наступило долгое молчание. Оба понимали, что это правда.
– Я все равно не понимаю, как ты могла впутаться в такое дело. В своей статье о нем ты сама упоминала о возможности такого исхода.
– Ох, ну заткнись, Эдвард! Да, черт возьми, я это писала. Вот и все, писала. И перестань квохтать, как курица-наседка. Я это писала, и теперь мне причинили боль, нам обоим причинили боль. И поверь мне, ему сейчас в тюрьме намного больнее.
Последовало молчание, потом Эдвард сказал ядовитым тоном, что было так чуждо его характеру.
– Мистер Джонс привык к тюрьме, Кассия.
Она захотела немедленно бросить трубку, но не посмела. Прервав разговор, она окончательно разрушит их отношения, которые ей пусть и немного, но нужны. В некотором смысле Эдвард единственный близкий ей человек, не считая Люка.
– Хочешь сказать еще что-нибудь?
Ее тон стал почти таким же ядовитым. Ей хотелось ударить его, но не хотелось окончательно потерять.
– Да. Возвращайся домой. Немедленно.
– Я не вернусь. Что-нибудь еще?
– Не знаю, как привести тебя в чувство, Кассия, но предлагаю тебе как можно скорее приложить усилия и поразмыслить трезво над создавшейся ситуацией. Возможно, ты всю оставшуюся жизнь будешь жалеть об этом.
– Я буду жалеть, но не по тем причинам, которые ты имеешь в виду, Эдвард.
– Ты не представляешь, как такая ситуация может поставить под угрозу…
Последовала мучительная пауза. Сейчас Эдвард обращался не к ней, а к призраку ее матери. Теперь Кассия убедилась. Теперь она поняла, почему он рассказал ей о ее материи и учителе. Теперь она знает все.
– Поставить под угрозу что? Мое «положение»? Мою «значимость», как сказала бы тетя Хил? Поставить под угрозу возможность найти себе мужа? Ты думаешь, меня сейчас волнует все это? Я люблю Люка, Эдвард. Я люблю Лукаса Джонса!
Она снова повысила голос.
За три тысячи миль вдали от нее молчаливые слезы покатились по щекам Эдварда.
– Дай мне знать, если я чем-нибудь смогу помочь тебе.
Это был голос ее адвоката, ее доверенного лица, ее опекуна. Но не голос друга. Что-то окончательно оборвалось. Между ними образовалась пропасть, которая ширилась с пугающей быстротой.
– Хорошо.
Не прощаясь, Эдвард повесил трубку. Кассия долго сидела с умолкнувшей трубкой в руке, а Алехандро наблюдал за ней.
По ее щекам катились слезы. Слезы прощания. Двое за два дня. Она потеряла сразу двоих мужчин, которых любила, не считая отца. Трое любимых мужчин за ее недолгую жизнь. Она знает, что только что потеряла Эдварда. Она предала его. То, что он всеми силами пытался предотвратить, все-таки случилось.
