Даниэла Стил - Обещание страсти
– Лукас, почему они это сделали?
– Они должны были так поступить. А теперь иди домой.
– Нет. Я останусь с тобой, пока ты не уйдешь. Не разговаривай. О господи, Лукас, я люблю тебя.
Она боролась со слезами. Он не увидит, как она плачет. Он сильный, но и она тоже. Однако внутри у нее все оборвалось.
– Я тоже тебя люблю, так что сделай одолжение и уходи. Черт побери, уходи отсюда, понятно?
На глазах у него больше не было слез. Вместо ответа она прижалась губами к его губам. Она склонилась над ним и обвила его своими худенькими руками, словно он ребенок, который стал слишком большим и уже не умещается у нее на коленях. Почему они это сделали? Почему она не может оградить его от этого? Почему она не подкупила их? Почему? Вся эта боль, весь этот ужас и наручники. Почему она ничего не может поделать? Проклятый суд, проклятый судья!
– О’кей, мистер Джонс.
Голос раздался прямо за ее спиной, а слово «мистер» прозвучало с издевкой.
– Кассия, иди!
Это была команда победителя, а не просьба побежденного.
– Куда они тебя ведут?
Ее глаза широко распахнулись от злости и от страха. Она почувствовала, как Алехандро обнял ее за плечи, пытаясь удержать.
– В окружную тюрьму. Алехандро знает, где это. Потом в Квентин. А теперь быстро убирайся отсюда. Сейчас!
Он поднялся на ноги и посмотрел на охранника, собиравшегося увести его.
Она быстро встала на цыпочки и поцеловала его, а потом, ничего не видя перед собой, позволила Алехандро увести ее из зала суда. Несколько мгновений она стояла в холле, потом увидела, как вдали от нее Лукас идет между двумя охранниками, держа перед собой руки в наручниках. Он ни разу не оглянулся, и ей показалось, что прошло много времени после его ухода, когда она услышала истошный вопль. Кричала женщина, но она не знала кто. Это не могла быть какая-нибудь ее знакомая. Воспитанные люди так не кричат. Но крик не утихал, и она почувствовала, как кто-то крепко держит ее за плечи. Внезапно вспышки фотокамер ослепили ее, и чужие голоса зазвучали со всех сторон.
Потом она почувствовала, как летит над городом в стеклянной кабине. И кто-то привел ее в незнакомую комнату и уложил в постель. Она замерзла. Ужасно замерзла. Какой-то мужчина укрыл ее одеялами, а другой мужчина, в смешных очках и с усиками, сделал ей укол. Она начала смеяться, потому что он выглядел таким забавным, но потом снова раздался этот ужасающий звук. Кричала женщина. Но кто? Долгий, бесконечный вопль. Он заполнил всю комнату и стих лишь тогда, когда она провалилась в темноту.
Глава 27
Когда Кассия проснулась, она увидела Алехандро, сидевшего в комнате и наблюдавшего за ней. Было темно. Он выглядел уставшим и взъерошенным, рядом с ним стояли пустые чашки. Он выглядел так, словно провел ночь в кресле, как оно и было на самом деле.
Она долго смотрела на него. Ее глаза были открыты, но ей было трудно моргать. Глаза казались чересчур большими.
– Ты проснулась? – хриплым шепотом спросил он. Пепельница была полна окурков.
Она кивнула.
– Я не могу закрыть глаза.
Он улыбнулся ей.
– Я думаю, это потому, что ты еще находишься под действием лекарства. Почему бы тебе еще не поспать?
Она только покачала головой, и слезы выступили на ее широко открытых глазах. Но даже это не помогло ей закрыть их.
– Я хочу встать.
– Зачем? – занервничал он.
– Чтобы пойти пописать.
Она хихикнула и тут же поперхнулась. Она почувствовала, что ее душат слезы.
– А-а.
Он улыбнулся устало и нежно.
– Знаешь что? – Она с любопытством посмотрела на него.
– Что?
– Ты выглядишь ужасно. Ты, наверное, не спал всю ночь?
– Я дремал. Не беспокойся обо мне.
– Почему бы нет?
Она с трудом поднялась с кровати и направилась в туалет, но в дверях остановилась.
– Алехандро, когда я смогу увидеть Люка?
– Только завтра.
Значит, она все помнит. Он боялся, что после сделанного укола она все забудет и ему придется рассказывать ей все с самого начала. Укол ей сделали накануне вечером, а сейчас уже шесть утра.
– Ты имеешь в виду сегодня или завтра?
– Я имею в виду завтра.
– Почему я не могу увидеть его раньше?
– В окружной тюрьме только два приемных дня. Среда и воскресенье. Завтра среда. Таковы правила.
– Ублюдки.
Она захлопнула за собой дверь в ванную, а он закурил очередную сигарету. Четвертая пачка за ночь. Тяжелая ночь. А она еще не видела этого дерьма в газетах. Эдвард звонил четыре раза этой ночью. Он увидел новости в Нью-Йорке и сходил с ума.
Вернувшись из ванной, она села на краешек кровати и взяла сигарету из его пачки. Она была бледна и выглядела уставшей и осунувшейся. Загар, казалось, улетучился и вокруг глаз образовались черные круги.
– Леди, ты выглядишь не слишком хорошо. Я считаю, что тебе лучше лежать в постели.
Она не ответила, но продолжила сидеть, отвернувшись от него, качая ногой и покуривая сигарету.
– Кассия?
– Да?
Она повернулась к нему, и он увидел, что она снова плачет. Он обнял ее, и она почувствовала себя маленьким ребенком.
– О боже, Алехандро. Почему? Как они могли так поступить с нами? С ним?
– Потому что так иногда случается. Можешь называть это судьбой, если хочешь.
– Я назову это дерьмом.
Он устало улыбнулся, потом вздохнул.
– Детка…
Она должна все знать, но ему так не хочется говорить ей это.
– Да?
– Не знаю, помнишь ли ты, но газетчики сделали кучу снимков, когда Люка уводили.
Он затаил дыхание и внимательно посмотрел на нее. Судя по ее лицу, она этого не помнила.
– Вот подонки! Почему они не могли оставить ему хоть немного самоуважения? Жалкие, грязные…
Алехандро покачал головой.
– Кассия, они фотографировали тебя.
Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы.
– Меня?
Он кивнул.
– Господи.
– Они решили, что ты просто его подружка. Я попросил адвоката Люка позвонить им и попросить не публиковать эти снимки. Но к тому времени они уже узнали, кто ты такая. Кто-то узнал тебя на фотографиях, когда они их проявляли. Жутко не повезло.
– Они опубликовали их?
Она замерла на месте.
– Здесь ты на первых страницах. В Нью-Йорке – на четвертых. И Эдвард звонил несколько раз этой ночью.
Кассия откинула голову и рассмеялась. Нервный, истерический смех, и это вовсе не та реакция, которую он ожидал.
– Да, парень, на этот раз мы попались. Эдвард, должно быть, при смерти, бедняжка.
Но в ее голосе не было сочувствия. Она сказала это как-то рассеянно.
– Это мягко сказано.
Алехандро стало почти жаль его. Он был так потрясен. Словно его предали.
– Ну что ж, любишь кататься, люби и саночки возить, как говорят. И насколько ужасны эти снимки?
