Разрушенные - Кристи Бромберг
В одно мгновение его рука крепко сжимает мой затылок, и он собственнически прижимается губами к моим губам. Ощущаю на его языке острый и ощутимый вкус тоски и желания, прежде чем он отстраняется и прижимается лбом к моему лбу, все еще крепко удерживая меня за шею, в то время как его другая рука поднимается и прикасается к моей щеке.
— Дай мне минуту, — шепчет он, его дыхание касается моих губ. — Позволь мне это, хорошо? Мне просто нужно это… ты… прямо сейчас. Держать тебя в объятиях, потому что я сходил с ума, ожидая, когда ты очнешься. Ждал, когда ты вернешься ко мне, потому что, Рай, теперь, когда ты здесь, теперь, когда ты в моей жизни… являешься частью меня, я, черт возьми, не могу дышать, не зная, что с тобой все в порядке. Что ты вернешься ко мне.
— Я всегда буду возвращаться к тебе. — Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю подумать, потому что когда сердце хочет говорить, оно делает это без всякого умысла. Слышу, как он прерывисто дышит, чувствую, как сжимаются его пальцы на моей шее, и знаю, как отчаянно мужчина, который никогда ни в ком не нуждался, пытается понять, что делать теперь, когда внезапно он не может обойтись без того, чего никогда не хотел.
Мы сидим так с минуту, и когда он отстраняется, чтобы поцеловать меня в кончик носа, я слышу шум, прежде чем вижу, как в палату входит она.
— Боже святый, женщина! Тебе нравится доводить меня до инфаркта? — Хэдди проходит в дверь и тут же оказывается рядом со мной. — Убери от нее руки, Донаван, и дай мне к ней подойти, — говорит она, и я чувствую, как губы Колтона складываются в улыбку, когда он прижимается поцелуем к моей щеке. Через несколько секунд меня захлестывает ураган под названием Хэдди, и мы обе начинаем плакать. — Дай мне взглянуть на тебя! — говорит она, отклоняясь назад и улыбаясь сквозь слезы. — Выглядишь дерьмово, но все равно прекрасна, как всегда. Ты в порядке? — от искренности в ее голосе снова наворачиваются слезы, и мне приходится прикусить губу, чтобы не расплакаться. Я киваю, и Хэдди поднимает глаза и встречается взглядом с Колтоном. Несколько мгновений они пристально смотрят друг на друга, и в их глазах плавают эмоции. — Спасибо, — тихо говорит она ему, и на мгновение я закрываю глаза, когда масштабность всего этого поражает меня.
— Никаких слез, ладно? — ее рука сжимает мою, и я киваю, прежде чем открыть глаза.
— Да. — Выдыхаю и смотрю Колтону в глаза. В них есть что-то, за что я не могу ухватиться, но за последние несколько дней мы оба прошли через многое, вероятно, это эмоциональное перенапряжение.
Какое-то время мы сидим. С каждой минутой Колтон становится все более замкнутым, и я могу сказать, что Хэдди тоже это замечает, но продолжает болтать, будто мы не в больничной палате, а я не оплакиваю потерю ребенка. И это нормально, потому что, как всегда, она знает, что мне нужно.
Она как раз говорит мне, что разговаривала с моими родителями, и они уже на пути из Сан-Диего, когда ей на телефон приходит сообщение. Она смотрит на него, потом на Колтона.
— Бэкс на парковке и хочет, чтобы ты показал ему, куда идти.
Он странно смотрит на нее, но кивает, целует меня в лоб и ласково улыбается.
— Я сейчас вернусь, хорошо?
Улыбаюсь ему в ответ и смотрю, как он выходит за дверь, прежде чем посмотреть на Хэдди.
— Не хочешь рассказать мне, какого хрена здесь происходит? — я смеюсь, прямой вопрос — это ожидаемо от Хэдди. — То есть, черт. — Выдыхает она. — Я же велела тебе заняться с ним безрассудным сексом, отряхнуться от паутины и прочего дерьма. Ты запросто смогла бы стать гостьей шоу Джерри Спрингера. Залететь, сражаться с мужиком с пистолетом и пережить выкидыш, даже не зная, что носишь под сердцем ребенка.
Сейчас на глаза наворачиваются слезы — слезы от смеха — потому что любой, кто услышал бы этот разговор, подумал бы, что Хэдди бесчувственна, но я знаю, в глубине души она справляется со своим внезапным беспокойством единственным известным ей способом — сарказмом. А для меня это как личная терапия, потому что именно за нее я цеплялась последние два года в самые тяжелые ночи после несчастного случая с Максом.
Она тоже смеется вместе со мной, но, когда смотрит на меня, ее смех сменяется слезами, и она продолжает.
— Хочу сказать, кто знал, что у этого мужика сперма со сверхспособностями, которая может ворваться, спасти и исцелить травмированную матку, как чертов супергерой?
Давлюсь кашлем, пораженная тем, что она только что сказала, потому что я никогда не рассказывала ей о Колтоне и его супергероях, никогда не хотела предавать его доверие. А она, ничего не заметив, просто продолжает говорить.
— С этого момента каждый раз, когда я буду видеть знак Супермена, я буду думать о Колтоне и его суперсперме. Прорваться в яйцеклетки и сразить наповал.
Смеюсь вместе с ней, все это время тихо улыбаясь ее словам и глядя в сторону двери, желая — нуждаясь до невозможности — чтобы он вернулся.
— Как у него дела? — спрашивает она после того, как смех с оттенком слез медленно стихает.
Пожимаю плечами.
— На самом деле он не говорит о… ребенке. — Я борюсь даже с тем, чтобы произнести это слово, и зажмуриваюсь, пытаясь прогнать слезы. Она сжимает мою руку. — Он этого не говорит, но он винит себя. Я знаю, он думает, что если бы он не оставил меня в доме одну, отец Зандера там бы не появился. Не ударил бы меня, и я бы не…. — И это правда глупо, что я не могу произнести слова «выкидыш» или «потеря ребенка», потому что после всего этого времени, думаешь, что губы должны были бы уже привыкнуть говорить такое. Но каждый раз, когда я думаю об этом… произношу это, я чувствую, словно делаю это впервые.
Она кивает и смотрит на
