Разрушенные - Кристи Бромберг
— Он только что вышел, впервые с тех пор, как вы здесь, — объясняет она, чувствуя мои страхи. — Он был вне себя, и его отец, наконец, смог заставить его на минуту пойти размять ноги.
Эти слова наполняют меня таким чувством облегчения, по рукам пробегает дрожь, когда я понимаю, что он не оставил меня. Не бросил меня. Глупо даже думать, что он это сделает, но в последнее время на нас столько всего свалилось, а у каждого человека есть свой предел.
А мой наступил давно.
Я наконец-то обретаю голос и смотрю ей в глаза.
— Теперь все в порядке. — У меня так много вопросов, требующих объяснений. Так много ответов, которых, боюсь, Колтон не захочет выслушать. — Я все еще пытаюсь все осознать. — Сглатываю и снова сдерживаю слезы. — Что..
— …случилось? — заканчивает она за меня, когда я замолкаю.
— Мне сказали, что я никогда не смогу забеременеть, что шрам был настолько… — я так потрясена, душевно и физически, что не могу закончить свои мысли. Они поразили мой мозг, как шквальный огонь, поэтому я не могу сосредоточиться на чем-то одном больше, чем на несколько минут.
— Во-первых, позвольте мне сказать, что я поговорила с вашим акушером и просмотрела вашу историю болезни, и да, вероятность того, что вы сможете выносить плод, даже зачать, была крайне мала. — Она пожимает плечами. — Но иногда человеческое тело бывает стойким… чудеса случаются, природа побеждает.
Я слабо улыбаюсь, хотя знаю, улыбка не касается глаз. Как я могла вынашивать жизнь — своего ребенка, частичку Колтона — и не знать об этом? Не чувствовать этого?
— Как я могла не знать? Я имею в виду, на каком я была сроке? Почему случился выкидыш? Была ли это моя вина, я что-то сделала, или ребенок — мой ребенок — все равно не дожил бы до конца срока? — вопросы сыплются один за другим, слезы текут по моему лицу, потому что сейчас я плачу из-за чувства вины по поводу выкидыша. Она терпеливо выслушивает все мои вопросы, и ее глаза светятся состраданием. — Это единичный случай, или есть вероятность, что подобное может случиться снова? Я просто потрясена, — признаюсь я, мое дыхание прерывается. — И я не знаю… просто не знаю, чему верить. У меня голова идет кругом…
— Это понятно, Райли. Вы через многое прошли, — говорит она, сдвигаясь, и когда она это делает, там, прислонившись к дверному косяку, засунув руки в карманы, стоит он, его футболка в пятнах крови — моей, ребенка… крови нашего ребенка — и если я думала, что шлюзы прорвало раньше, при виде его их срывает напрочь.
В одно мгновение он оказывается рядом со мной, его лицо искажено болью, а глаза — борьбой непостижимых эмоций. Он протягивает руку, чтобы утешить меня, и колеблется, когда видит, как мой взгляд скользит вниз и сквозь слезы фокусируется на пятнах на его футболке. В мгновение ока он снимает куртку и футболку через голову, бросает их в кресло, обнимает меня и притягивает к себе.
И сейчас начинаются безобразные слезы. Громкие, прерывистые рыдания сотрясают мое тело, он обнимает меня — совершенно не зная, что сделать, чтобы мне стало лучше — и позволяет плакать. Его руки двигаются вверх и вниз по моей спине, приглушенным голосом он шепчет слова, которые на самом деле не проникают сквозь туман горького неверия.
И я чувствую столько всего сразу, что не могу выбрать что-то одно, чтобы за это удержаться. Я смущена, напугана, подавлена, опустошена, шокирована, я в безопасности, и мне кажется, что многое изменилось навсегда.
Для меня.
Между нами.
Надежды, мечты, желания были оторваны от меня и предопределены судьбой, в которой я никогда не имела права голоса. И слезы продолжают литься, когда я понимаю, что я снова потеряла. Надежды, оказавшиеся возможностью, которые я никогда не ожидала, что смогу вернуться.
И все это время Колтон осыпает мое заплаканное лицо поцелуями, снова и снова, пытаясь заменить боль состраданием, горе любовью. Он отстраняется, и его глаза сливаются с моими. Мы сидим так с минуту, глаза говорят так много, а губы не произносят ни слова. Но хуже всего то, что, кроме абсолютного облегчения, я не могу прочитать больше ничего из того, что он мне говорит.
Единственное, в чем я уверена, так это в том, что он такой же потерянный и сбитый с толку, как и я, но в глубине души я боюсь, что он испытывает эти чувства по совершенно противоположной причине.
— Эй, — тихо говорит он, и легкая улыбка появляется в уголках его губ. Чувствую, как его руки слегка дрожат. — Ты напугала меня до смерти, Райлс.
— Прости. Ты в порядке? — мой голос звучит сонно, вяло.
Колтон опускает глаза и качает головой, натянуто смеясь.
— Ты лежишь на больничной койке и спрашиваешь все ли со мной в порядке? — когда он поднимает глаза, я вижу, что в них стоят слезы. — Райли, я… — он замолкает и прерывисто выдыхает.
И прежде чем он успевает что-то сказать, раздается стук в дверь. Доктор Эндрюс спрашивает, можно ли ей вернуться. Никто из нас даже не понял, что она ушла, потому что мы были так поглощены друг другом.
— Вы готовы к ответам?
Киваю ей, колеблясь и все же желая знать. Колтон на мгновение отпускает меня — потеря его прикосновения пугает меня. Он берет меня за руку, а врач возвращается к кровати и вздыхает.
— Что же, к сожалению, я не могу сказать вам ничего конкретного, потому что мы столкнулись только с последствиями произошедшего, пытаясь собрать все воедино. Теперь, когда вы, более менее, пришли в себя, чем когда мы впервые встретились, не могли бы вы рассказать мне, что помните?
У меня такое чувство, будто я плыву под водой, но я перебираю в памяти все, что помню, вплоть до того, как осела на пол ванной, а потом темнота, пока не оказываюсь здесь. Она кивает и делает какие-то пометки на своем iPad.
— Вам очень повезло, что Колтон вас нашел. Вы потеряли много крови и к тому времени, как попали к нам, у вас начался гиповолемический шок.
У меня так много вопросов, которые я хочу ей задать… так много неизвестных, которые мой разум все еще осмысливает. Бросаю взгляд на Колтона и из-за того, через что мы прошли по вине Тони, не решаюсь задать вопрос, на который хочу больше всего получить ответ. Поэтому выбираю другой, который не дает мне покоя.
— На каком я была
