Подземелье - Катрин Сальватьерра
— Кроме тебя некому, — сказал наконец Слон.
Кристина открыла рот, но так и не нашла слов. Она просто кивнула и снова встала.
— Тогда мне нужна твоя помощь.
— Я готов. Все, что угодно.
Кристина пожала ему руку и выдохнула. Уверенность, сквозившая в голосе Слона, передалась и ей. Она вдруг и сама поверила, что справится. Попрощавшись, она вышла в гостиную, где патрульных стало немного больше и каждый смотрел на нее. Кристина остановилась.
— Я знаю, вы все переживаете о будущем. Сейчас непростые времена, но Подземелье должно продолжать работу ради всех, для кого оно стало домом и, особенно, ради Короля и Чеко. Мы должны работать сплоченно и эффективно. Я рассчитываю на вас.
Патрульные неровно закивали. Кристина немного постояла, не зная, что еще добавить. Обращенные к ней лица были полны сомнений. Она снова кивнула им и пошла к выходу. Прежде чем дверь закрылась, она услышала шепот за своей спиной:
«Даже Королева не спасет игру, если Король побежден».
Новый год Кристина встретила в больнице. Она совсем забыла о приближавшемся празднике, и только внезапно появившаяся в Подземелье елка напомнила, что декабрь близился к концу. Мейза рассказала, что долго сомневалась, стоит ли праздновать, но все же решила, что немного веселья не помешает. В Подземелье жили разные люди: кто-то праздновал Рождество двадцать пятого декабря, кто-то не праздновал ни Рождества ни Нового года. Но те, кто были там давно, уже привыкли к этой традиции, и казалось неправильным лишать их праздника. Кристина изменила дежурство так, чтобы в новогоднюю ночь оказаться в больнице. Она знала, что для Чеко Новый год ничего не значил, но для нее это была особенная ночь, волшебная ночь, когда сбывались желания. Эта, пусть даже шаткая, надежда была ей очень нужна.
Именно в эту ночь врач сообщил ей, что с утра Чеко перестали вводить лекарство, поддерживающее его в коме. Он должен был очнуться в ближайшие сутки. Кристина так долго ждала этой новости, что, дождавшись, немного растерялась, но, когда врач ушел праздновать с дежурившими сотрудниками больницы, поняла — все складывалось как нельзя лучше.
Кристина позвонила Слону. Он ответил бодрым голосом, заверил Кристину, что водитель фургона всегда готов, и сообщил, что выезжает вместе с Мейзой, чтобы помочь. Кристина с волнением сжала в руках телефон. Время пришло.
Она забежала к Артему, предупредила о побеге и направилась в палату Чеко. Она вглядывалась в его лицо, чтобы не пропустить момент, когда он очнется, но он выглядел так же, как все последние недели. Кристина сжала его руку и снова, как в каждое свое дежурство, легла рядом с ним, уткнувшись лицом в его шею. За закрытой дверью суетились медсестры, часть персонала торопилась домой, часть готовилась к празднованию внутри коллектива. Кристина слышала их голоса и шаги, но они будто доносились из другого измерения. Когда она ложилась рядом с Чеко, ей казалось, что и она находится на грани жизни и смерти. Ненадолго она освобождалась от забот, крепче прижималась к нему, обвивая руками его тело, чтобы удержаться на краю кровати, не упасть на холодный больничный пол — твердый и бесчувственный.
Под пальцами размеренно стучало сердце Чеко. Кристина ждала, то и дело поглядывая на время. Близилась полночь, и их никто не беспокоил. Вскоре она услышала бой курантов, доносившийся из включенного в ординаторской телевизора, а за ним возгласы и смех. В этот момент в палату вошла Мейза. Кристина встала.
— Слон уже вывез Короля, сейчас к нам поднимется. Сегодня просто идеальный день, в коридорах ни души.
Когда Слон зашел в палату с пустой каталкой, они втроем переместили на нее Чеко и беспрепятственно направились к выходу. Оказавшись на улице, Кристина запахнула пуховик и вслед за Мейзой залезла в фургон, сразу столкнувшись взглядом с лежавшим на каталке Артемом. В нем было что-то пугающе неприятное: то ли осуждение, то ли презрение. Он еще никогда не смотрел на нее так, но через мгновение его глаза стали пустыми: ничего, кроме глубокого равнодушия. Слон вкатил в фургон все еще не очнувшегося Чеко, захлопнул двери и сел на переднее сиденье. Они тронулись.
Артем прикрыл глаза. Чеко лежал, чуть скатившись набок. Кристина укрыла его одеялом и, вновь сжав руку, отвернулась к окну. Небо то и дело взрывалось залпами салютов. Кристина завороженно наблюдала, как, запущенные чей-то рукой, они раскрашивали небеса в безумные краски, зажигали их ярче любой звезды и обнимали мир огненными лепестками. Красиво. В этом была какая-то сила: человеческая, рукотворная сила, способная зажечь небеса, заставить их танцевать придуманный людьми танец. И пусть это только на несколько секунд, пусть он померкнет, оставив после себя запах дыма и горстку пепла. Лучше так, чем танцевать под диктовку небес.
Глава 12
Последний месяц Артем много думал. Двигаться было больно и трудно, и почти все время он лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в жужжание аппаратов, голоса медсестер, шаги и скрежет дверей. Ему хотелось стонать от мысли, что он снова прикован к постели: в третий раз за последние полгода. Такими темпами, быть может, жить осталось недолго, и от этой мысли становилось до странности легко.
Пятнадцать лет. Этот ад длится уже пятнадцать лет. Как же он устал.
Он думал о том, как долго умирала мама, и как его жизнь изменилась навсегда после ее смерти. Ему было одиннадцать. Он потерял ее, но у него оставался отец, дом, в котором он вырос, школа и друзья. Жизнь еще казалась нормальной на поверхности, но вскоре и этого не стало. Артем не хотел вспоминать, но не мог сопротивляться. Лгать самому себе уже не получалось. Он злился. Злился на отца. За то, что последние пятнадцать лет жил жизнью, которую не хотел. За то что до сих пор продолжал ею жить.
Дни тянулись бесконечно: одни и те же процедуры, одни и те же звуки, а чаще удушливая тишина и никакого выхода. Кристина забегала редко, рассказывала о каких-то планах и исчезала. Порой, когда сознание уплывало, он будто чувствовал ее присутствие, но, открыв глаза, видел перед собой Шанти. Она приходила почти каждый день, иногда брала с собой ребенка, и сидела долго, ничего не говоря.
Визиты Шанти принесли разнообразие в его новую больничную жизнь. Он начал исподтишка разглядывать ее, сначала от скуки, а затем уже потому, что не смотреть не мог. Изучал ее, сидевшую неподвижно у его постели,
