Семья для чемпиона - Алекс Коваль
Ремизов не дал. Я толком осознать не успела, он уже сгреб меня в охапку и усадил в машину. Повез в участок. Куда? В какой? Понятия не имею. Он делает – я подчиняюсь. Развел настоящую бурную деятельность. Всю дорогу с кем-то на телефоне. Своим друзьям звонит. Родителей одноклассников Димки обзванивает. Знакомым набирает. Шумиху такую поднял. На уши всех поставил. Двигается, делает, решает. Стаса вызвонил, Марту, даже родителям моим позвонил. Сам! Мол, вдруг он туда рванул. К бабке с дедом.
А я? Все, на что хватает меня, это позвонить в школу и убедиться, что наши самые страшные догадки верны – Димки сегодня на уроках не было. А потом снова и снова набирать номер сына в надежде, что он ответит. Раз за разом жать на эту проклятую зеленую трубку, и с замиранием сердца считать гудки, и молча молить, чтобы вот сейчас я услышала его «мам».
Боже…
Это так ужасно. Врагу не пожелаешь – не знать, что с твоим ребенком! Если в этом мире и существует самый объемный и самый большой страх, то это страх за свою кровиночку. Неизвестность убивает. Молчание душит. Они выворачивают душу. Рвут на ошметки сердце. Испепеляют, крутят, давят и режут, пропускают тебя через настоящую ментальную мясорубку!
Если с моим сыном что-то случится, я умру.
Я не смогу жить.
Существовать даже не смогу.
Яр давит на педаль газа, в разы превышая допустимую скорость. Летит по переполненным в час пик дорогам. Где можно – объезжая дворами. Где нельзя – по встречке. В этот момент мы оба даже не думаем о том, что за такие виражи его могут просто лишить прав.
Я снова стираю слезы и снова набираю. Молюсь всем богам, чтобы с моим ребенком не случилось ничего непоправимого. И звоню. Звоню. Звоню.
Снова связь обрывается.
– Все будет хорошо, – как заведенный повторяет Ремизов. – Все будет хорошо, поняла? – рычит на меня, а я рыдаю и ничего не могу с собой поделать.
Хорошо…
Все будет хорошо…
Легко сказать!
Мы тормозим у районного отделения полиции. Почти бросаем машину посреди дороги, толком не припарковавшись. Выскакиваем из салона. Нас уже ждут. Не знаю, каким образом, но ждут. На крыльце встречают. Сразу же в кабинет ведут. Стакан воды мне дают. Таблетку под нос суют. Понимаю, что это успокоительное. Отказываюсь, отмахиваюсь. Пусть я буду лучше истеричкой, чем бесчувственным овощем!
Мужчина в форме – следователь, кажется, – садится напротив, ручку берет, вопросы задает. Собранный такой, деловитый.
Я в полной прострации. Киваю, где надо. Поддакиваю. Воду пью. Снова и снова, глоток за глотком. Будто это сможет успокоить. Руки со стаканом ходуном ходят.
На вопросы отвечает Ярослав. Фотографию Димки показывает. Приметы описывает. Мартышке звонит, чтобы уточнить, в чем сын из дома сегодня ушел. Когда ушел…
И тут меня по новой от боли скручивает. Целый день прошел. Он из дома в восемь утра вышел, сказала Марта. С тех пор никто из нас Димку не видел. Сейчас восемь часов вечера. Двенадцать. Двенадцать часов! Да за это время все что угодно могло произойти с моим ребенком!
Я снова всхлипываю, перекрывая своим звучным воем разговор мужа со следователем. Лицо руками закрываю. Я виновата. Я так виновата. Недосмотрела. Не проконтролировала. Не уберегла. Сбежала из дома посреди ночи, как безответственная влюбленная малолетка! Бросила сына, и вот итог. Сама дура. Сама виновата.
Только бы все с моим мальчиком было хорошо…
Господи!
– Я принесу еще воды, – доносится как сквозь тонны ваты, набитой в уши.
Скорее интуитивно понимаю, чем слышу, как следователь уходит, и мы с Яром останемся одни. Чувствую сильные руки, что за плечи обнимают. Тихие успокаивающие слова – шепотом на ушко. И начинаю плакать еще сильнее. Рыдать еще громче. Жалею себя. Ругаю себя. Дышу через раз. Меня прорывает. Остатки спокойствия растворяются. Выдержка рвется.
Вою. Губы кусаю, чтобы не так громко. Чтобы не на все отделение. Пальцы трясутся. Плечи содрогаются. Яр обнимает. Так крепко обнимает, что больно. Вразумить пытается, успокоить. Не получается. Я все глубже и глубже скатываюсь в бездну, проваливаюсь в дыру отчаяния. Не сразу понимаю, что объятия Ярика стали какими-то странными. И он уже не успокаивает, а трясет меня. Тормошит, качает, говорит что-то.
Взгляд заставляет поднять.
Ах, телефон…
Он говорит, что телефон в кармане звонит…
Я выхватываю гаджет и подскакиваю на ноги. Едва не оседаю обратно на стул, пошатнувшись. Слабые, они и не держат. Перед глазами все плывет, но имя абонента «Сыночек» на экране я вижу отчетливо, как никогда. Сердце пропускает удар.
Нажимаю «ответить» и буквально кричу в трубку:
– Дима?!
– Ма, это я, – слышу виноватый голос своего ребенка и всхлипываю.
– Димочка… Сынок! Господи, где ты?!
– Я, ну… в Питере.
– Что? – хмурюсь. – Где? Это шутка такая?!
– Нет, ма, я правда в Санкт-Петербурге. И, эм, в больнице сижу…
– В б-больнице? Дмитрий!
– Слушай, родитель, я все тебе сейчас объясню. Честно! Ты только не ругайся, лады?
Глава 53
Аврелия
Такси, со скрипом шипов по обледенелому асфальту, тормозит аккурат перед центральным входом в частную клинику. Судя по внешней отделке и вывеске, медицинское учреждение не из дешевых.
Я нервно постукиваю пальцами по ладони Ярика, который сжимает мою коленку. Уровень кортизола в крови зашкаливает. Еще в отделении, после звонка Димки, я немного успокоилась. Больше не выла белугой и не впадала в истерику, но все равно от переизбытка событий и эмоций, выпавших на мои последние сутки, виски сжимает стальной обруч боли. Давление скачет. Сердце давит. Приходится беспрерывно повторять себе, что уже скоро все закончится. Еще маленько, и мы все будем дома. Занавес.
Но не в ближайшие пару часов…
– Сюда вам, молодые люди? – спрашивает водитель.
Яр смотрит на меня. Я опускаю взгляд в телефон и сверяюсь с геолокацией, что скинул мне Димка. Да, кажется, мы на месте. Киваю и, не дожидаясь, когда водитель подрулит ближе к крыльцу и припаркуется, дергаю ручку и выскакиваю из машины. Вдыхаю полной грудью морозный питерский воздух. Не оглядываясь, лечу вверх по ступенькам. Не жду Ремизова. Знаю, что он быстро меня нагонит.
Четыре часа. Самых напряженных в
