Джоанна Кингсли - Любовные прикосновения
– Собственной персоной.
– Боже мой, Ник! Ну почему же ты не сказал?..
Он застенчиво пожал плечами.
– Хотел проверить. Посмотреть, трудно ли тебе будет узнать меня.
Лари покачала головой. Ее снова охватило смущение, когда она села напротив него и потянулась через стол, чтобы взять его за руку.
– От тебя перестали приходить письма, а мое последнее письмо тебе мне вернули. Это было уже так давно! Я была уверена, что ты…
– Я знаю. Мне жаль, – ответил он сухо, словно желая пресечь дальнейшее обсуждение этого вопроса. Но Лари не удовлетворил такой ответ.
– Как ты мог так поступить? Просто взять и прекратить переписку, и не…
– Я ничего не мог поделать, Лари. Из-за некоторых обстоятельств… поддерживать связь стало невозможно.
В ответ она пристально посмотрела на него. Ник сильно изменился за прошедшие несколько лет. Когда они познакомились, он мало чем отличался от любого другого молодого человека в Ньюпорте. Когда война еще не оставила на нем своего следа, глаза Ника сверкали оптимизмом, и он казался еще не сформировавшимся юношей. «Обыватель», любимое выражение Лари из американского сленга, наиболее точно характеризовало его. Но теперь в Нике Орне не осталось ничего обывательского. Черты лица заострились, а наивное выражение глаз сменилось настороженным. Его окружала, как Лари уже заметила с первой минуты, атмосфера тревоги и опасности. Весь облик Ника говорил о том, что ему не раз приходилось в своей жизни рисковать. Но несмотря на все перемены, он стал гораздо привлекательнее, чем прежде.
Лари услышала, что сидевшая за соседним столиком компания начала нетерпеливо требовать свежей порции пива.
– Я могла бы бросить работу прямо сейчас, чтобы мы могли спокойно поговорить.
– Не надо! Я подожду, пока ты не закончишь.
Она встала из-за стола, но снова задержалась.
– Ты ведь не призрак, правда?
Ник улыбнулся.
– Я посижу здесь.
Несмотря на все заверения Ника, Лари время от времени бросала взгляд в сторону его кабинки, боясь, что он может выйти на улицу и снова исчезнуть. Не поддавалось объяснению то, каким образом ему удалось как бы выпасть из реального мира вплоть до настоящего момента.
Во время первого года его службы во Вьетнаме их переписка постепенно приобретала для него все большее значение. Балансируя между жизнью и смертью, Ник не стыдясь, смело писал ей обо всех страхах и желаниях, и в конце концов Лари поняла, что идет на больший риск, открывая ему свои мысли и чувства. Взаимная откровенность благоприятствовала возникновению духовной близости. Однажды Ник написал, что надеется вернуться из Вьетнама живым и «соединиться с ней в том же самом месте, где когда-то они расстались». Лари чистосердечно ответила, что на самом деле «соединять» нечего, потому что они всего-навсего друзья, и благодаря переписке их дружба окрепла. «Боюсь, ты рассчитываешь на большее, но у меня есть много важных дел, которые я должна завершить, прежде чем строить с кем-то планы или давать обещания».
Разумеется, она не могла признаться ему в этом, но ее представления о том типе мужчин, которые способны вызвать в ней романтический интерес, все еще находились под влиянием Чезаре Даниели. Но это не означало, что так будет продолжаться вечно. На протяжении последних летних сезонов в Ньюпорте Лари избегала его. Но однажды воскресным утром она сидела на пляже напротив «Морского прилива», и мимо нее, на некотором расстоянии от берега, пронесся блестящий быстроходный катер. У руля был Чезз, а вокруг него – три девушки в бикини. Он помахал ей рукой, а потом катер изменил направление, увеличил скорость и понесся через залив. На мгновение Лари почувствовала острое желание оказаться рядом с ним, но потом напомнила себе о высокомерии Чезза. И все же… думая о мужчине, которого когда-нибудь полюбит, она всегда представляла человека с гипнотическим очарованием Чезза Даниели… но без его недостатков. Человека, который сможет пробудить в ней тот же самый физический трепет, когда она будет смотреть на него.
Ник был совсем не таким. Он был порядочным, чувствительным парнем и вызывал у нее глубокое сочувствие, потому что его жизнь подвергалась риску. Однако после многих месяцев переписки Лари горела желанием повидаться с Ником и была ужасно разочарована, когда по возвращении из Праги узнала, что его первый отпуск в точности совпал со временем ее отсутствия.
Они по-прежнему обменивались письмами, и Ник все чаще изливал свой гнев против смерти и разрушений, которые видел вокруг. Он также вкладывал в конверты душераздирающие фотографии, которые продолжал снимать при каждой возможности. Несколько из них были напечатаны в американской прессе, и Ник, гордясь этим, позаботился о том, чтобы экземпляры этих изданий были посланы по ее адресу. Один снимок изображал хорошенькую вьетнамскую девочку, с обугленной куклой на руках, съежившуюся от страха под направленным на нее острием штыка американского солдата. Он был напечатан в дюжине газет, и за него ухватились активисты антивоенного движения. Они увеличили его и носили на плакатах во время маршей мира. Ник написал, что после этого ему был объявлен выговор. Командование не желало, чтобы соотечественники знали правду о войне. В последнем письме, которое получила Лари, Ник сообщал, что, проснувшись однажды утром в своей палатке, он обнаружил оба свои фотоаппарата «Никон» разбитыми вдребезги.
«Тут есть парни, которые не понимают, что я пытаюсь спасти их жизни, показывая то плохое, что продолжает твориться во Вьетнаме, – объяснял он. – Они думают, что я поддался влиянию врага. Но то, что я делаю, важно, поэтому я просто куплю новый фотоаппарат в следующий раз, когда буду в Сайгоне».
Первые два месяца после того, как его письма перестали приходить, Лари не приходило в голову, что с ним случилась беда. Ведь были и другие долгие перерывы. Но когда одно из ее писем вернулось обратно со штампом «невозможно передать по назначению», Лари встревожилась. Она попыталась связаться с отцом Ника, но Орна-старшего было трудно поймать, так как он постоянно курсировал между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. На записки, которые она оставляла для Берни в его фирме, ответа также не последовало. У нее появились опасения, а потом и уверенность в том, что Ник убит, а его родители предпочли избежать дополнительных страданий, которые принесли бы им ее соболезнования. Хотя Лари и ощущала эту потерю, она никогда не оплакивала Ника. Она была готова к этому с того самого вечера, когда познакомилась с ним.
И вот теперь он сидел здесь, потягивая пиво, снова скрыв глаза за темными очками, больше похожий на какого-нибудь таинственного солдата удачи, чем на того молодого человека, с которым у нее состоялась короткая встреча несколько лет назад в Ньюпорте.
